В ходе первого телефонного разговора Светлана Павловна сказала, что не склонна преувеличивать свою роль в прошедших политических событиях и что о ра-боте комсомола лучше может рассказать В. Г. Костюк. После этого еще до встречи ей были переданы распечатки партийных разбирательств 1968 г. в Институте истории, чему она была чрезвычайно рада. Она сказала, что давно мечтала увидеть эти доку-менты и даже собиралась с этой целью ехать в архив.
Встреча состоялась 18 февраля 2005 г. сучастием студентов, специализирую-щихся по истории Академгородка. Светлана Павловна как собеседница – удивитель-но живая и энергичная, с большим чувством юмора и такта. Видно, что погружена в мир культуры – обширные связи; когда звонил домой, то несколько раз отвечали, что она – на симфоническом концерте. Помимо ряда книг и фото, принесла коробку кон-фет. Настолько переполнена информацией, что вместо получаса проговорила более двух часов, так что в отличие от предшествующих собеседников не было серии во-просов, – ограничились минимумом.
Она начала с общей постановки вопроса об уникальности Академгородка как социального феномена, зародыша гражданского общества, где намечались возможно-сти альтернативного, но нереализованного варианта демократической трансформации нашего общества.
Рассказала об основных вехах своей биографии: окончила филфак ЛГУ, писа-ла диплом у Проппа. Была распределена в Среднюю Азию, поехала в отдаленный кишлак в Таджикистане, где столкнулась со всеми местными «прелестями». Как она рассказывала, местные жители – замечательно красивые и обаятельные люди иран-ской расы, «поставленные в такие условия». Через год смогла вырваться оттуда, т. к. местные власти не препятствовали этому, – им не нужны были «соглядатаи».
Затем в 1960 г. подруга позвала ее в Академгородок, где Светлану Павловну взяли пионервожатой в школу, так что вначале она даже хотела все бросить и вер-нуться в Ленинград, поскольку там после окончания ЛГУ предлагали такую же рабо-ту. Работала сначала в 25-й школе, где тогда был и НГУ, потом в 162-й. Вскоре ее оценили и избрали третьим секретарем райкома ВЛКСМ по работе со школами. По-скольку никто не давал ей никаких указаний, то она начала с того, что побывала во всех школах. Некоторые были так труднодоступны, что в первую очередь потребова-лось обзавестись резиновыми сапогами. Был дефицит всех товаров, поэтому при-шлось обратиться в райком партии, где после соответствующей беседы и был выдан талон на сапоги. Однако они оказались огромными, и решить проблему смогла только помочь подруги, которая жила в общежитии с девчатами-строителями, – у них была пара «маломерных» итальянских сапожек, которые они с удовольствием и обменяли на «бахилы».
Райком комсомола в то время только разворачивал свою работу. Его первый лидер, Анатолий Ставер, начал со знакомства с бытом строителей ОбьГЭС, пришел в ужас (они жили чуть ли не в землянках), и приложил титанические усилия для созда-ния общежитий.
Потом она стала вторым секретарем райкома ВЛКСМ. Был огромный энтузи-азм, стремление помочь в решении всех проблем, твердое убеждение, что их инициа-тивы соответствуют общей политике, – каких бы то ни было оппозиционных на-строений не было и в помине.
Между тем постепенно сложилась некая «критическая масса», в Академгород-ке сформировалось молодежное сообщество – молодые ученые, активные не только в научном, но и в общественном плане, вполне лояльные к системе, но решительные и непримиримые по отношении к разным недостаткам.
Это довольно быстро привело к конфликтам с официальными инстанциями, – такого рода трения однако вначале казались случайными, воспринимались как след-ствие ограниченности тех или иных функционеров. «Первый звонок» прозвучал, ко-гда приехал представитель ЦК ВЛКСМ для участия в собраниях по проекту нового Устава комсомола. Напор местных комсомольцев был таков, что он отказался от об-щения после первого же собрания. Она созвонилась со своим знакомым в ЦК ВЛКСМ Чурбановым, который, имея в виду важность дела, решил приехать сам. Но даже он, при всем его демократизме и расположенности к Академгородку, смог выдержать лишь три собрания.
В 1965 г. разразился настоящий политический кризис. Дело в том, что в это время горком ВЛКСМ возглавлял очень прогрессивный лидер Анатолий Слуцкий, который был воодушевлен опытом комсомола Советского района и стремился рас-пространить его на весь Новосибирск. В обкоме же комсомола очень опасались этого и потребовали у него снять свою кандидатуру при очередных выборах горкома. Ком-сомольские активисты Советского райкома были возмущены этим и решили дать бой на городской конференции ВЛКСМ.
Нашей собеседнице запомнилась символическая сцена, отразившая весь накал конфронтации прогрессивных и консервативных сил: в перерыве заседания вокруг «мятежного» секретаря Советского райкома столпились другие комсомольские функ-ционеры, которые, казалось, готовы были разорвать его в клочья, так что Светлана Павловна бросилась к нему на помощь…
Далее тенденции развивались неоднозначно. С одной стороны, обком ВЛКСМ был вынужден как-то поддерживать инициативы Академгородка, поскольку это дава-ло ему определенное всесоюзное «паблисити». Свидетельством этого было издание в 1966 г. под эгидой обкома комсомола сборника «Пресса о кафе-клубе “Под интегра-лом” (в помощь руководителям молодежных клубов)». В то же время усиливалось стремление «поставить на место» не в меру активных комсомольцев Академгородка.
В самом Советском райкоме, который возглавил В. Г. Костюк, картина была также неоднозначная. Костюка буквально «вытащили» на комсомольскую работу из Института гидродинамики, где он успешно начинал научную деятельность. Возглав-ляя райком, он здорово поддерживал ряд инициатив, прежде всего «Факел», т. к. фи-нансовое содействие последнего давало уникальные возможности развития всей об-щественно-культурной работы. Собственно, впервые комсомол получил собственные деньги, т. к. он всегда был беден как церковная крыса и вынужден был просить каж-дый рубль у начальства.

Личный архив автора-составителя
___________________________
1. Это утверждение ни в коей мере не соответствует истине и является примером тех неверных версий по поводу рассматриваемых событий, которые все еще циркулируют в Академгородке ввиду отсутствия фундаментальных исследований и документальных публикаций по данному вопросу.

Встреча с Робертом Сергеевичем при участии студентов нашего спецсемина-ра состоялась в декабре 2004 г. Основное внимание было уделено событиям 1968 г., когда наш собеседник был секретарем партбюро Института истории, филологии и философии. Наш гость чувствовал себя вполне комфортно и охотно отвечал на все вопросы. Главное, что нас интересовало – причины относительной толерантности участников двух партийных собраний по отношению «подписантам», особенно С. П. Рожновой, тогда как в данном случае можно было ждать более резкой реакции, памя-туя ее членство в КПСС и специфический статус гуманитарного института. По сло-вам нашего собеседника, сыграла свою роль прежде всего позиция райкома КПСС. Его первый секретарь В. П. Можин, собрав парторгов, дал такое напутствие: «Надо осудить этот поступок, но сделать это взвешенно и ни в коем случае не допускать сведения личных счетов».
Что касается конкретно ИИФФ и С. П. Рожновой, то сыграл свою роль ее от-носительно невысокий статус в научной иерархии, – она была лишь аспиранткой. Ос-новное острие «наезда» направлялось на М. М. Громыко, однако ее раздавить было тоже довольно трудно, принимая во внимание высокий (по тем временам) статус. С нашей стороны, был задан и вопрос о том, какие мотивы в этой ситуации прежде все-го определяли действия директора института А.П.Окладникова – естественное стремление «отыграть номер», вывести институт из-под удара, или желание избавить-ся от Громыко как научного конкурента. Как считает Роберт Сергеевич, приоритет имели два первых мотива, поскольку научно-статусные интересы Громыко и Оклад-никова не сталкивались, – главным конкурентом последнего был В. А.Аврорин. В итоге рассматриваемые события позволили Окладникову добиться главной для него на тот момент задачи – устранить Аврорина от руководства гуманитарным факульте-том.
Был задан и вопрос, насколько справедливы прозвучавшие со стороны А. П. Окладникова, И. И. Комогорцева и ряда других ораторов обвинения в адрес Громыко в высокомерии, снобизме и т.д. Роберт Сергеевич отверг эти обвинения, сказав, что Марина Михайловна была «светлым человеком».
Оценивая объективность свидетельств нашего собеседника, помимо прочего, следует принять во внимание его собственные слова о том, что перед этим он был бу-квально облагодетельствован М. М. Громыко. Дело в том, что в то время он оставил свою прежнюю должность директора школы в Искитимском районе и начал работать в ИИФФ, но квартиру получил не сразу. Его очаровательная супруга Лидия Сергеев-на, как этнограф, подружилась с М. М Громыко. В итоге Марина Михайловна пригла-сила пожить семью Русаковых у себя, и они пользовались этим гостеприимством в течение года!

Личный архив автора-составителя

№ 1
Протокол заседания партийного бюро, 4 апреля 1968 г.

Присутствовали: члены партбюро Колчин А. М., Тапилин В. М., Лахмостов В. С., Буянов Р. А., Тихов Ф. А., Мамаева Е. К., Букин Н. А., Яблонский Г. С.; партгру-порги: Мишин А. Т., Ермаков Ю. М., Корж В. Ф. и член КПСС Бесков В. С.; член райкома КПСС Сомов В. П.

Председатель заседания Колчин А. М., секретарь Мамаева Е. К.

Члены партбюро Олешко В. Ф. и Есин В. В. отсутствовали по уважительной причине, Авдеев В. И. по неизвестной причине.

ПОВЕСТКА ДНЯ:
Разбор персонального дела Яблонского Г. С.

Секретарь партийного бюро Колчин А. М. зачитал текст письма граждан г. Новосибирска, отправленного Верховному прокурору СССР Руденко, которое было передано 27 марта 1968 г. радиостанцией «Голос Америки». Под этим письмом под-писались 46 человек, в том числе коммунист нашей парторганизации Яблонский. Колчин зачитал объяснительную записку Яблонского.
Слово предоставлено Яблонскому Г. С. Он повторил текст объяснительной записки, добавив, что не согласен со стилистикой письма. По возможности, изменил бы вторую часть письма – выражения сделал бы мягче. С духом письма согласен. Как письмо попало в «Голос Америки» – неизвестно. Семь копий письма жена одного со-трудника отправила заказными письмами из Москвы (Яблонский предоставил кви-танции на отправление этих писем). Уведомления об отправлении этих писем хранят-ся у Р. С. Берг. Думаю, что в «Голос Америки» эти письма попали другими путями. Считаю, что совершил ошибку, не поделившись с товарищами по работе, с коммуни-стами парторганизации, вступил в связь с людьми, не имеющими к партии никакого отношения.

ВОПРОСЫ К Г. С. ЯБЛОНСКОМУ И ОТВЕТЫ НА НИХ:

Где и кем составлено письмо? – Было известно, что письмо составлено двумя товарищами, приехавшими из Москвы.
Букин Н. Н. Назовите имя человека, давшего это письмо Вам. – Имя этого человека сообщу, если он даст на это разрешение. Ответить на это вопрос отказался.
Буянов Р. А. Я считаю, что Яблонский умышленно покрывает людей, кото-рые совершают идеологическую диверсию. Мы можем потребовать правдивости.
Тихов Ф. А. Какие у Вас были основания верить слухам о процессе? – В английской коммунистической газете «Утренняя звезда» было написано о том, что людей, обвинявшихся по этому процессу, полтора года держали без обвинения. По делу обвиняемого выступал такой же обвиняемый, что неправильно.
Сомов В. А. Почему Вы сделали заключение, что эти люди 1,5 года сидели без обвинения? – Это написано в газетах.
Тапилин В. М. Считает ли Яблонский, что способ выражения такого протес-та справедлив? Почему не предпринимал попытку послать этот протест через партор-ганизацию? Подписал ли это письмо в другой раз, в другой редакции? – В другой раз более тщательно подбирал людей и следил бы за путями, по каким идет письмо. Письмо составил бы в более мягких выражениях. Считаю, что член партии может апеллировать в любые партийные организации.
Ермаков Ю. И. Подписал бы письмо, зная что оно попадет в «Голос Амери-ки»? – Нет.
Тапилин В. М. Были сомнения, что обвинения, предъявленные этим людям, несправедливы? – Процесс политический. Но информации по ведению этого процесса почти не было. Такое положение недопустимо, т. к. может привести к повторению прежнего произвола и беззакония.
Корж В. Ф. Когда подписали это письмо (утром, вечером?). – Утром, на до-му у товарища до работы.
Мамаева Е. К. Знали ли Вы о том, что ранее подобные письма, подписанные группами лиц, также попадали за границу? – Знал, но не думал, что это письмо будет передано в «Голос Америки».
Букин Н. Н. Сколько экземпляров этого письма подписали Вы? – Два экзем-пляра.
Сомов В. А. Много ли было перед Вами подписей? – Примерно половина всех подписей. Я считаю, что письмо, попавшее в Америку, было другим. Я знаю, что последним подписал Акилов, но его фамилия в передаче была названа первой.

ВЫСТУПЛЕНИЯ:

Бесков В. С. Собрание коммунистов лаборатории обсудило этот вопрос. Охарактеризовал международную обстановку. Рассказал, что видел за границей массу изданий по «громким делам» в Советском Союзе: письмо Аллилуевой и т.д. Любой повод, который можно найти, используется для идеологической борьбы внутри стра-ны, для идеологических диверсий. Письмо это было таким актом. Ясно, что составле-но организованно. Хотя письмо подписали 46 человек из 40 тыс., живущих в Академ-городке, оно наносит большой вред всем. Яблонский не понял, в чем вредность этого письма. То, что письмо составлено и подписано, говорит о политической близоруко-сти. Известно, что даже иные коммунистические газеты выдают сенсационные факты. Такой является и газета «Утренняя звезда». Верить ей нельзя. Яблонский говорит, что сожалеет о том, что случилось, но вместе с тем назвать имя, с кем был связан, отказы-вается. Это говорит о его беспринципности. Собрание коммунистов вынесло пред-ложение Яблонского исключить из партии. Увлеченность общественной работой за-держала его основную научную работу. Ему нужно много работать. Исключение из партии не должно отразиться на его работе. Яблонскому запретить заниматься обще-ственной работой вне института.
Буянов Р. А. Я не считаю, что случившееся с Яблонским – ошибка и поли-тическая близорукость. Это своя идеология, созревшее убеждение. Я присоединяюсь к предложению об исключении Яблонского из партии. Советские ученые оценивают-ся не только «по пуску реактора». Советскому ученому нужно показывать личный пример. Та идеология, которая привела к этому письму, чужда нам. Предлагаю напи-сать от имени нашего коллектива письмо во все организации, куда посылалось это позорное письмо, и выразить возмущение по поводу поведения одного из членов на-шего коллектива. Считаю, что информация о процессе была достаточной. Убежден, что эти 40 человек подписали свое мнение, зная, чем это кончится, сознательно, а ру-ководят этим делом люди, которые нам вредят. Главная вина не в том, что письмо по-пало в Америку. Главное в содержании письма, которое является плодом фракцион-ной деятельности. В письме наносится оскорбление советскому государству.
Тапилин В. М. Яблонский вел себя неправильно. До конца не понял ошибки. В памяти – время, когда Гриша пришел в партию, – знали и верили, что он будет ак-тивным настоящим коммунистом. В последнее время общественной работой Яблон-ский занимался вне стен института. Нужно ограничить его работу вне института. Считаю, что в мере наказания нужно проявить осторожность. Предлагаю объявить строгое взыскание, но из партии не исключать.

На голосование выдвигаются два предложения:
1. Исключить Яблонского из членов КПСС.
2. Объявить Яблонскому строгий выговор.

За первое предложение проголосовало 6 членов бюро. За второе предложение – один.

Таким образом, принято первое предложение: за участие в группе, направив-шей в директивные органы антипартийное оскорбительное письмо, нанесшее вред нашему государству, Академгородку и институту, и неискренность перед партийной организацией исключить Яблонского из рядов КПСС.

ГАНО. Ф. П-5424. Оп. 1. Д. 4. Л. 65–72

На учете в партийной организации состоит: членов КПСС – 63, кандидатов в члены КПСС 2 чел. На собрании присутствовало: членов КПСС – 54 чел., кандидатов в члены КПСС – 2.

На собрании присутствовали: зав. отделом пропаганды горкома КПСС т. Шкре-ба В. И., зав. орготделом райкома КПСС – Баринова Л. К.

Председатель собрания Колчин А. М., секретари Кузнецова А. С., Мамаева Е. К.

ПОВЕСТКА ДНЯ:
Персональное дело Яблонского Г. С.

Секретарь партийной организации Колчин А. М. зачитал текст письма, пере-данного «Голосом Америки», под которым подписались 46 человек, живущих в Ака-демгородке. В их числе подпись коммуниста Яблонского Г. С. Колчин А. М. сооб-щил собранию о прошедшем заседании партийного бюро. Партбюро потребовало от Яблонского Г. С. объяснений о случившемся. На заседании партбюро Яблонский Г. С. вел себя неискренне. Он не понял всего вреда, который он нанес Советскому госу-дарству, Академгородку, институту. Для Яблонского интересы людей, с которыми он связан, оказались выше, чем интересы партии. Колчин зачитывает решение парт-бюро об исключении Яблонского Г. С. из рядов членов КПСС и объяснительную за-писку Яблонского Г. С.
Яблонский Г. С. Сообщил о процессе по делу Гинзбурга, Галанскова и Лаш-ковой. Появившиеся в середине января сообщения были неточны в деталях, которые ставили под сомнение приговор. Говорилось, что они не писатели, но мы не читали их, на этом основании можно сказать, что они и не антисоветчики. Информация была односторонней. Поэтому мы обратились к иностранным газетам («Морнинг Стар» и др.). Там говорилось, что обвиняемые сидели без предъявления обвинения, что про-тиворечит законности. Имея такую противоречивую информацию, хотелось бы знать истину. Одной из главных задач всех людей является предупреждение незаконных действий в отношении личности. Эти факты имеют и сейчас место. Случай с Возне-сенским: вначале его обвинили в сообществе с Аллилуевой, а затем появилась статья, где его называют певцом нашей эпохи. Где же правда?
Теперь мое поведение на партбюро. Я отказался назвать фамилию человека без его разрешения. Теперь он разрешил мне сделать. Это сделал Сергей Андреев, инженер Института ядерной физики. Письмо было послано из Москвы. Квитанция у Рожновой, уведомление о получении писем у Берг. Письма были получены канцеля-рией Генерального прокурора 7 марта. Однако 23 марта «Нью Йорк Таймс» опубли-ковала, а 27 марта текст письма передала радиостанция «Голос Америки». Я обращаю внимание на этот разрыв. Я не знаю, по каким каналам письмо попало в Америку. Это письмо видели и люди, которые не подписали его.
Опубликование этого письма нанесло объективный вред Академгородку, а может быть и всей науке. О таком акте использования я не подумал. Моя вина в том, что я не поделился своими сомнениями ни с товарищами, ни с парторганизацией. Этим я нарушил партийную этику. Готов за это понести наказание. Хочу прочитать письмо, которое мы посылаем на днях в газету «За науку в Сибири» (в тексте содер-жится протест против использования посланного письма американской газетой и ра-диостанцией). Некоторые директора институтов имели текст письма раньше, чем оно было подписано всеми, и советовали своим сотрудникам снять подписи.

Как нашли друг друга эти 46 человек, подписавших письмо? – Мне на под-пись дал это письмо товарищ. Я с духом письма согласен, поэтому согласился поста-вить свою подпись. Об остальных не знаю. Знаю, что круг людей, которые смотрели это письмо, был шире.
Откуда информация о том, что круг лиц был шире, чем 46 человек?
В каком месте обсуждалось письмо? – Я не знал, где обсуждалось письмо.
Сколько было подписей? – Двадцать.
Сколько экземпляров подписали? – Два.
РЕПЛИКА. Оригинал попал в Америку.
Почему Вы не сняли свою подпись? Было время подумать и посоветоваться? – Раньше я не знал того, что некоторым людям советовали снять свои подписи и не-которые товарищи сделали это.
Почему Вы защищали Гинзбурга, Галанскова, Лашкову? А будете ли про-тестовать против расстрела негров в Америке? – Я протестовал против войны во Вьетнаме и ареста М. Теодоракиса. В этом процессе нас интересовал сам ход процес-са.
Письмо, зачитанное т. Колчиным, не искажено? – Почти, кроме одного слова «незаконным», а в письме «не доказанным».
С чувством гражданской ответственности требуете законности, но на какие факты опираетесь вы, требуя отмены приговора? – Мы не знаем, виновны ли они.
Я хотел бы знать факты, по которым вы считали Гинзбурга, Лашкову и др. виновными или невиновными. Вас не удовлетворила информация в наших газетах, но там было сказано, что процесс был проведен с соблюдением всех норм законности. Почему Вы поверили зарубежной информации? – Если написали, не значит, что так было. Информация была немного односторонней. Не было материалов защиты.
РЕПЛИКА. Известно, что при аресте этих людей у них найдены материалы, порочащие нашу страну. Этого достаточно для предъявления им обвинения.
По поводу опубликования письма Яблонский сожалеет, но согласен с духом письма. А сейчас что он думает?
Яблонский член партбюро? – Да.
Говорили ли Вы с кем-то о письме, о своих сомнениях в нашем институте? – В институте я ни с кем не говорил об этом.
Вы оставляете за собой право, будучи членом партии, подписывать такие письма? – По моему мнению, это не нарушает Устава партии, но в какой-то мере – партийную этику.
Почему они только сейчас решили опубликовать письмо? Имею в виду письмо, зачитанное сейчас Яблонским. – Потому, что мы протестуем против исполь-зования таких писем.
Где подписали письмо? – На квартире у товарища.
Почему Яблонский не на все вопросы отвечает?
Если бы письмо не появилось в западной прессе, Вы не чувствовали бы вину? – Вина в том, что я не пришел в парторганизацию со своими сомнениями, Считаю, что во второй части письмо составлено нелояльно.
Если бы задумали прийти в парторганизацию и Вам не посоветовали делать этого, подписали бы Вы письмо? – Коллективный запрос я бы не подписал, а индиви-дуальный подписал.
Почему Вы, будучи членом партии, не верите нашим руководящим органам, нашей партийной печати, а ищете информацию в зарубежных газетах и верите им? – Что значит верить или не верить? Я просто читаю их и все. Марксизм – это не догма, а руководство к действию. Считаю, что некоторые вещи в печати освещаются не-правильно и ошибочно
Почему Вас заинтересовал этот процесс? – Это процесс политический. А по-литические процессы следует проводить в условиях гласности.
Почему Вы однобоко освещаете информацию? – В ходе информации допу-щена несообразность. Поэтому мы просим разобраться. Обвинение может быть и справедливо.
Много ли среди подписчиков было членов партии? – Я не всех знал. Видел подписи людей, которых я уважал: Борисов, Берг, Акилов.
Не зная, виновны эти люди или нет, Вы требуете отмены приговора и под-писали письмо. Как так? – С духом первой половины письма я согласен, но некото-рые формулировки неточны.
Доверяете ли Вы ЦК? – В целом с политикой ЦК я согласен, но в некоторых вопросах могли быть ошибки.
Почему объектом для подписи письма избраны Вы? – Не знаю.
Почему Вы считаете этот процесс политическим? Это скорее уголовное дело. – Если людям инкриминирована связь с иностранной разведкой, это уже политика.
Были ли опасения, что это письмо попадет в руки разведки? – Из предыдущих публикаций я знал, что такие письма попадают за границу. Но в момент подписи письма я об этом не подумал.

ВЫСТУПЛЕНИЯ:

Слинько М. Г. Я давал рекомендации Яблонскому при вступлении его в члены КПСС. Я заведующий лабораторией, где он работает. Я заместитель директора института, имя которого попало в газету не по научной деятельности. Мне выступать тяжело. Общая обстановка: использовали отдельные детали обвинения по делу Гинз-бурга и других в открытом процессе для поднятия общей шумихи и сталкивания ин-тересов интеллигенции и рабочих, отцов и детей, людей разных национальностей. Эта шумиха поднята в различных местах. Это преследует отвлечь от работы, создать на-пряженную обстановку. Письмо по форме и содержанию не имеет целью выяснить детали процесса, а его цель – вызвать недовольство. Письмо написано в первой части лояльно, чтобы не отпугнуть тех, кому предложено подписать.
Часть вторая написана в недопустимо грубом тоне по отношению к нашим руководителям. Какое право они имеют с такой наглой грубостью обращаться к руко-водителям нашей партии? Эта грубость недопустима. Разве можно обращаться с та-ким письмом к А. Н. Косыгину, который, будучи в Академгородке, был у нас в ин-ституте и детально знакомился с нашей работой, говорил с людьми.
Подписи продуманы очень тонко. Привлечены люди из всех институтов, что-бы создать видимость, что весь городок недоволен. Использован высокий авторитет Академгородка. Конечно, для идеологической диверсии это выгодно. Подготовка ве-дется давно. Так, когда кончился процесс, были в городке измазаны афиши. Все это показывает систему. Ясно, что не все подписавшиеся хотели нанести вред. Подход должен быть индивидуальным.
Яблонский поступил в институт в благоприятных для него условиях. Создалась бригада из очень крупных ученых. Опираясь на хорошие кинетические данные, мож-но было сразу приступить к расчетам. Обстановка была товарищеская. И действи-тельно, в первое время были успехи. Мы его поддерживали. Задолго до окончания ас-пирантуры Яблонский получил квартиру. Приняли в партию, избрали в партбюро. Потребность иметь помощников благоприятствовала его росту.