21 июня 1900 года шхуна "Заря" снялась с якоря в Санкт-Петербурге с 20 членами экипажа на борту. Так началась экспедиция Э.В.Толля, целью которой было пройти по Северному ледовитому окену, исследовать Новосибирские острова, опровергнуть или найти точное подтверждение существования земель Санникова и т.д.

Однако в сентябре 1902 года судно было выброшено на мель и оставлено участниками экспедиции. На материк двинулись пешком.

"Я шел передом, увидел впереди трещину, – писал в своем дневнике Никифор Бегичев, – с разбегу перепрыгнул её. Колчак тоже разбежался и прыгнул, но попал прямо в середину трещины и скрылся под водой. Я бросился к нему, но его не было видно. Потом показалась его ветряная рубашка, я схватил его за неё и вытащил на лёд… Но это было недостаточно — под ним опять подломился лед, и он совершенно погрузился в воду и стал тонуть. Я быстро схватил его за голову, вытащил еле живого на лёд и осторожно перенёс… к берегу. Положил на камни и стал звать Инькова, который стоит возле трещины и кричит: "Утонул, утонул!" — совершенно растерялся. Я крикнул ему: "Перестань орать, иди ко мне!". Мы сняли с Колчака сапоги и всю одежду. Потом я снял с себя егерское белье и стал одевать на Колчака. Оказалось, он еще живой. Я закурил трубку и дал ему в рот. Он пришёл в себя. Я стал ему говорить — может, он с Иньковым вернется назад в палатку, а я один пойду. Но он сказал: "От тебя не отстану, тоже пойду с тобой". Я пошёл по камням, были крутые подъемы и спуски. Он совершенно согрелся и благодарил меня, сказал — "в жизни никогда этого случая не забуду".

Экспедиция закончилась гибелью барона Толля, но Бегичев и Колчак вернулись на материк. На берегу Ледовитого океана, в небольшом поселке на мысе "Святой Нос" Колчака ждала его невеста Софья. Свадьбу сыграли в Иркутске, и Никифор Бегичев был на ней шафером.

В советское время потом всячески обходили эти "острые углы" биографии "настоящего советского человека Бегичева". О тесной дружбе с Колчаком (они были очень разными людьми, но два года, проведенные вместе на Севере, сплотили их необычайно, они по-настоящему понимали друг друга и дорожили этим) конечно же не писали. "Черное пятно" в биографии – роль шафера на свадьбе "ставленика Атланты" и "вешателя Сибири" – вообще предпочти стереть. А о случае спасения Колчака говорили, например, так:"при переходе через торосы вздорный и нервный Колчак провалился в полынью, захлебнулся и стал стремительно уходить под паковый лёд. Возможно, зная наперед роль "кровавого адмирала" в истории России, Бегичев не стал бы спасать будущего "верховного правителя России" и тем самым изменил бы ход истории.... Но, увидев сходящиеся осколки льда в полынье над телом Колчака, благородный Бегичев сбросил тулуп и нырнул." (журнал "Вокруг света", 1950г.) Отдельные писали еще "веселее": "Колчак, этот вздорный, нетерпеливый офицеришка, мешал нормальному ходу экспедиции и постоянно ущемлял "простого боцмана" Бегичева. Однажды, при переходе через трещину во льдах, Колчак сорвался в воду и стал тонуть. Бегичев, забыв прежние обиды, решил все же вытащить тонущего. Колчак презрительно отряхнулся и, не взглянув даже на спасителя своего, пошел дальше" (газета "Красноярский рабочий", 1931 г.)

Началась русско-японская. Бегичев вместе с Колчаком отправились на фронт, но служили на разных кораблях: Колчак был назначен вахтенным начальником на крейсер "Аскольд", а Бегичев – боцманом на миноносец "Бесшумный".

В 1906 году Бегичев возвращается с войны в родной город. Женится на 16-летней чрезвычайно миловидной Анечке (Анисье) Турбиной. "Он встретил меня на улице и умыкнул из дома. Я тогда еще совсем девчонкой была", – говорила потом, уже в конце 30-х, от горя постаревшая вдова Никифора Бегичева Анисья Георгиевна журналисту Казимиру Лисовскому.

Но 32-летний Бегичев не долго прожил с юной красавицей-женой в Цареве: осенью 1906 года, устав от тупой городской жизни, он забирает жену и уезжает на Крайний Север, в район нижнего течения Енисея. Срубил избу, жил в тайге, подолгу не бывал дома, занимался пушным промыслом и исследовал Таймыр.

Он называл себя "последним одиночкой": фактически все самые сложные походы по Таймыру, тайге и тундре он совершал в одиночку либо с маленькой группой "аборигенов" – на Таймыре в то время жили только самоеды (в 1930-х их по указанию Сибревкома стали именовать "нганасане", а самозвание этого народа звучит как "ня").

В 1912 году в семье Бегичевых родилась старшая дочь – Тамара. Исследуя Таймыр, в 1915-м году Бегичев открывает неизвестную ранее никому, даже самоедам, реку и дает ей имя Тамара.

Всего у Бегичева было шестеро детей – две дочери, в которых он души не чаял, и четыре сына. Сложно, наверное, назвать его "хорошим отцом": дома он появлялся редко, но семья жила в достатке – Никифор Алексеевич был прекрасным промысловым охотником, а пушнина была в цене и при царе, и при Советах.

В 1921 году Бегичев наносит на карту России еще одну реку, неизвестную ранее: "Я дал этой реке название Лидия" – запишет он в дневнике. Лидией звали его младшую дочь...

Но отцовские подарки любимым дочерям у Лидии и Тамары Бегичевых украл Сибревком: несмотря на то, что эти открытия Бегичева за ним признавались, после его смерти реку Лидия на картах Союза (норвежские карты Севера вплодь до 1940-х оставляли наименования Бегичева) стали именовать "Ленивая" (хотя в дневниковых записях Бегичева она описывается как довольно стремительная), а реке Тамаре по распоряжению Сибревкома эвенкское имя Хутуда-Бига (означает "река, богатая жизнью"). Все бы ничего, да только эвенки никогда не доходили до этой реки, только самоеды могли дать ей название, но и они не знали о ее существовании....

Почему были украдены эти имена у рек Лидии и Тамары, наверное, сейчас и не узнать. Но на карте Севера зато осталось имя Бегичева – его носит таймырская река, два острова (Большой и Малый Бегичевы) в Карском море и небольшое озеро на Таймыре.

Бегичев скончался 18 мая 1927 года, во время промысловой экспедиции на мыс Входной, от цинги. Экспедиция была организована по заказу Сибревкома, тогда уже базировавшегося в Новосибирске. Ее цель была проста: набить как можно больше пушнины, потому уходили на Север сразу на три года.

Однако снабжением экспедиции занимались то ли не слишком осведомленные, то ли не слишком честные люди, нанятые по договору Сибревкомом, и половина продуктов оказалась непригодной для питания. Экспедиция еле продержалась до весны 1927 года. Вернулись в северный поселок Диксон все, кроме Бегичева: он скончался он цинги и был похоронен товарищами на болотистом унылом мысе Входной.

Наверное, просто никто не хотел верить, что "улан Никифор" ("большой Никифор" – так звали его местные, среди которых он пользовался неизменным авторитетом и почти подобострастным уважением) умер от цинги... Поползли противные слухи о том, что он, заболевший цингой и беспомощный, был избит до смерти Василием Натанченко, одним из участников экспедиции.

Ведь в чем еще было дело: вернувшись с печальным известием с мыса Входной, Натанченко осенью этого же года женится на вдове Бегичева и уезжает в Иркутск...

Газеты публиковали цветистые описания жестокого убийства исследователя Арктики, называя Натанченко "колчаковским офицером", намекая довольно конкретно, что Василий Натанченко по заказу Колчака, который хотел прикончить Бегичева из зависти, бежал от справедливого возмездия Красной Армии на Север, чтобы втереться в доверие доброму Бегичеву и убить его, как только представится возможность.

На самом деле, скромный, очень невысокого роста бухгалтер Василий Натанченко, потерявший в гражданской войне всю свою семью, бежал от безумия братоубийства на север, в поселок Диксон. Жил в семье Бегичевых и был их большим другом.

И вряд ли Натанченко, будучи физически довольно слабым человеком, смог бы забить до смерти богатыря Бегичева да еще и на глазах у других артельщиков, которые с Бегичевым прожили бок о бок немало лет...

Когда случилась беда, она не пришла одна: Сибревком не выдал вдове Бегичева премию Норвежского правительства, которая причиталась Никифору Бегичеву за то, что несколькими годами раньше он нашел тела двух пропавших членов экспедиции Амундсена и результаты их научных исследований. Премия была щедрой: ее хватило бы на то, чтобы овдовевшая Анисья с шестью детьми (им в ту пору было от 4 до 15 лет) жила безбедно долгие годы. Но денег не дали, не объяснив причины, более того: за долги перед Сибревкомом (пушная артель Бегичева не выполнила план, однако потратила задаток на организацию экспедиции) у Бегичевой отобрали дом.

Оставшись одна с шестью малолетними детьми, она выходит замуж на Натанченко. Впрочем, сколь не мелили злые языки, этот брак был скорее формальностью: после того, как дети выросли, они жили отдельно.

Но семья Натанченко-Бегичевых более 30 лет жила в окржении слухов и подозрений: экспертизу тела из-за бюрократических проволочек, отсутствия денег и малой доступности места (путь в один конец на мыс Входной в те времена занимал 2-3 месяца, это значит, следователь, судмедэксперт и свидетели должны были зимовать там, так как дойти назад можно было только летом), постоянно откладывали. Только в 50-х годах, после того, как историей Бегичева заинтересовался новосибирский поэт и журналист Казимир Лисовский, дело сдвинулось с мертвой точки.

Экспертиза показала, что Бегичев скончался от цинги. Хотя слухи об убийстве ходили еще долго, всплывали разные домыслы, какие-то свидетели и печатались новые и новые статьи. Немаловажную роль в распространении слухов сыграл и Казимир Лисовский: в его статье "Тайна мыса Входного" ("Сибирские огни", 1956 г.) настойчиво проводится линия убийства, хотя он и старался быть объективным. Видимо, он так много говорил с теми, кто утверждал "не мог большой Никифор погибнуть от цинги!", что и сам поверил в это искренне

И почему все же улица Бегичева есть в Советском районе Новосибирска? Наверное, здесь немалую роль сыграла все та же статья Лисовского в "Сибирских огнях". "Горько, но факт: в Дудинке, городе, где более десяти лет прожил Никифор Алексеевич, в центре Таймырского национального округа, исследованию и освоению которого он посвятил почти всю свою жизнь, нет ни одной улицы, носящей его имя... Нет ни одной улицы, названной именем Бегичева, и в городе Енисейске, так тесно связанном с жизнью и деятельностью мужественного следопыта Севера. Что это: равнодушие или невежество? Наша Родина чтит своих замечательных сыновей. Одним из них был Никифор Алексеевич Бегичев. И память о нем должна быть увековечена!" – писал он.

После этой статьи (вот она, сила журналистского слова в те годы!) улица Бегичева появилась и в Дудинке, и в Енисейске, и в Москве... В 1958 году улица Советская в поселке Нижние Чемы (ОбьГЭС) стала улицей Бегичева.

Позже, в 1964 году останки Бегичева были перевезена на Диксон, и здесь был поставлен ему памятник – самый северный памятник на планете...

И все же, кажется, в этом стремлении увековечить память исследователя Таймыра и Арктики, мы что-то потеряли. Большинство дневниковых записей Бегичева не опубликовано до сих пор. Снесен в Дудинке дом, где он жил. Стерты с карты имена его дочерей, подаренные рекам, и ничего не известно о дальнейшей судьбе его детей...

Тася Гончарова,