АРГУТ.

Если глянуть на карту Кош-Агачского района, то Северо-Чуйский, Южно-Чуйский и Катунский хребты в месте впадения Карагема в Аргут закручивают эдакую «розу ветров».

Разведчик, в лице не последнего связиста Республики Алтай Сереги, утёр намокшие от пива пушистые усы, подтолкнул средним пальцем у себя на переносице очки и привычно развел руки. «О такие!» Это было сказано про харюзов. Про тайменей и ускучей он руками не размахивал, но и так было понятно, что маленьких тайменей Серегины харюза бы съели и не подавились.

Это был наш первый вояж в таком составе и самый наглый по маршруту. Состав определился просто и непринужденно. Три трехдверных джипа-коротыша, 6 человек и 1 собака. Два Ленд Крузера с лебедками и один Гелендваген, любовно прозванный «немецкий Уазик». Места распределились согласно купленных билетов: Мишка – водила и общепризнанный бригадир, с ним за штурмана и оператора Ваня. Второй Крузер: я и Серега – наш Дерсу Узала, единственный кто бывал в этих местах. Водили оба по переменке, с той лишь разницей, что когда вел я, Серега с кайфом курил, а когда вел он – я, как обезьяна на трапеции метался с видеокамерой по машине и снаружи ее, пытаясь увековечить подвиги экспедиции. И на немецком уазике за водилу и оператора Леха, а штурманом у него и собаководом Дима, по имени Ястреб, с лайкой по кличке Загря.

Выехали 15 сентября 2000 года в ночь на 16, чтобы за один присест одолеть почти 1000 верст до Кош-Агача.

Без приключений не получилось, и они начались как раз посередине пути. На выезде из Шебалино, куда мы заезжали за картошкой, не зная, что у Лёхи с собою было, я чуть не раскатал насмерть глухого пьяного дедка. Мужики вернулись за нами часа через два аж из Онгудая, когда поняли, что что-то случилось. Пока отвезли ветерана Куликовской битвы в больницу, пока оформили с гаишниками все бумаги, прошло часов 5 и стало понятно, что за день до Кош-Агача не успеем. Добрались только до Яломана, и осталось время, чтобы по светлу поставить лагерь и почаевничать. Подхарчились хорошо, но чаевничали скудно, т.к. завтра было еще ехать и ехать. Так, граммов по 180. Утром, чай-кофе, палатки в скатки, по машинам и наш маленький караван дружно рванул на юг.

В Акташе отметились у погранцов, плеснули солярки и прошли Кош-Агач почти на выстрел. Тут была последняя заправка, поэтому солярки накапали во все места под пробочку. Асфальт кончился, но до речки Джазатор шли весело и лихо, по пути проверив на заставе крепость границы, закрытой на ржавую цепочку и почтовый замок.

Погода прохладная, но солнечная. На ярко-синем небе белые кучерявые облака, легкий пронизывающий ветерок. Вообщем, всё в строгом соответствии с тем, как мы правили погоду накануне вечером. Лиственницы вдоль дороги подернуты ярко-желтой сединой, внизу под дорогой река изумрудного цвета и вдоль дороги, как воронки от снарядов, ровные каменные лепешки от разграбленных курганов.

Не дожидаясь темноты, свалили влево на ровный пятачок берега и затаборились. Разведчик, как ему и положено, пошел на разведку. Т.е. Серега схватил удочку и пошел терзать харюзов, пока остальные негры ставили лагерь, готовили ужин и собирали дрова. Усталость двух дней пути сказала свое веское слово, поэтому вечером, под костер да под шум реки усугубили по-взрослому. Тем паче, что последний гаишник остался далеко позади, и местные кони со своими седоками с недоумением поглядывали на кургузые «трумэны» без кузовов.

17.9.2000
Утро было дивное, морозное и над рекой стлался туман. Он приподнимался с метр над водой, зависал, потом медленно и задумчиво направлялся в сторону берега, чтобы испариться, осесть красивой изморозью на пожухлой траве и еще не облетевших листьях. Дурная привычка вставать первым вынудила развести костер и поставить воду на чай. Из палаток гоблинами, с ночной размазавшейся косметикой под глазами, повыползал народ. За ночь все привыкли, и уже никто не замечал шумящего экспресса реки. В голубом чистейшем небе без облаков еще светила почти полная платиновая луна.

На ребрах палаток, на стеклах машин и на посуде, живописно разбросанной по складному столу после вчерашнего застолья, осел красивый серебристый иней. Загря, свернувшись калачиком и спрятав нос под пушистый хвост, лежала под пологом Диминой палатки и ждала, когда же прогреется солнышком земля, чтобы по ней можно было ходить босиком, без комнатных тапочек.

Последним из палатки выбрался Серега. С вашего позволения я опишу этого алтайского монстра. 175 см роста, худой, сутулый, с добрыми голубыми глазами. Пусть вас не обманывает внешний вид. Он рвал меня и Юру Лукьянова – алтайского богатыря, один двоих и голыми руками, как Тузик грелку. Серега кокетливо и косолапо отошел от стола метров на 15 и смачно помочился, под комментарии собравшихся и воспоминания незабвенного фильма «Особенности национальной охоты». Опорожнившись, Серега разбушевался, что его разбудили в 7 часов утра. И сразу же успокоился чистой детской душой, что водка не замерзла. День задался, можно было завтракать, собираться и ехать.

Дорога уходила на запад, слева, за рекой из тумана и тучек вырывались кусками освещенные утренним солнцем белки. Перед большой и последней деревней с вкусным названием Беляши, проезжаем мимо городища мусульманского кладбища, похожего издалека забором и крышами на пионерский лагерь.

Сразу за деревней дорога поняла всю свою оплошность, расползлась сначала неимоверно по склону, усыпанному валунами, а потом начала вытворять цирковые кульбиты. Скорость резко упала, машинки обиженно заревели, а дорога, вырезанная в крутом склоне, стала карабкаться вверх и прижиматься к реке. Скоро на левом берегу показалась живописная скатерть степи Самаха. С высоты открывался великолепный вид, который сначала оживляли симпатичные облачка, но постепенно они кучковались и притормаживали у далеких вершин.

Мне понравился этот вид, и я попросил Серегу остановиться, чтобы сделать пару снимков. Выехали на верхнюю точку подъема на гриве, и Сергей тормознул. Пока я снимал, сзади подкрались, свистя злобно турбинами, наши попутчики. Буданов, уже сам свистя и, почти взрываясь, как турбина, с помощью ненормативной лексики стал объяснять Сереге, где и как можно притормаживать на подъеме. Очень подробно останавливаясь не на технических терминах, а на родословной нашего Проводника. Пришлось взять часть огня на себя, запахло паленым, и мы поторопились рвануть вперед.
Для тех, кто не знает, должен сказать, что Михаил – добрейшей души человек. Только сам он об этом даже и не догадывается. Поэтому всем окружающим достается от него не только на орехи, но и на вставные зубы. Ярый поклонник Элвиса Пресли, с прищуренными природой, а не чаем, глазами и хвостиком волос на затылке, Миша знал о технике абсолютно всё и даже то, что она сама не знала. Из сломанного пылесоса, миксера и соковыжималки он, тут же на коленке, мог собрать для вас картинг, которым и занимается всё свою сознательную жизнь. К его несознательной жизни я отношу страстную любовь к охоте и рыбалке. С последней у него особые счеты. Он ловил тайменя там, где не может поймать никто другой. За что был проклят неоднократно сам со всеми своими японскими спиннингами. С хариусами ему скучно. Вот были бы они хотя бы килограмма по три… Здесь необходимо добавить, что именно Михаилу принадлежит честь быть изобретателем знаменитой слабоалкогольной суспензии разных номеров, которая согревает душу и тело, и одним махом развязывает язык.

То, по чему мы ехали, лишь с большой натяжкой можно было назвать дорогой. У нас дорогой называется то место, по которому мы собираемся проехать. Мало того, что она металась серпантином вверх и вниз, одновременно она прижималась по круче к обрыву над рекой и почти сразу же падала вправо и вниз в распадки с бегущими меж валунов ручьями. Машин не встретили ни одной за всё время пути, если не считать проржавевшие остовы внизу под горой. Но, следы их видели. А оно и хорошо, что не встретили, разъехаться со встречной машиной можно было только в распадках по ручью. Когда Крузер крался, натужено ревя, в гору, становилось заметно, что по мере удаления от цивилизации и электричества в Беляшах, облака сбивались в тучки, и просветов на небе становилось меньше, чем наших кучерявых попутчиков. С каждым километром мне становилась всё более понятной реакция Вассермана-Буданова (это я в сердцах иногда так величаю Мишку, когда он обижает меня) на нашу остановку на склоне: машинки не то, чтобы не захлебывались на подъеме, но черную солярку выплевывали не переваренную. Тяжко им бедным пришлось.

На паре мелких бродиков по валунам останавливаемся, высаживаем десант операторов и увлеченно снимаем крадущиеся через камни машины, даже не представляя, что ждет нас еще впереди. Пару раз, на серьезных спусках, я останавливал Серегу и сбегал с камерой вперед. Даже Мишка не комментировал наши остановки, понимая, что вид спуска заслуживал того. Потемкинская лестница в Одессе казалась родным, ровным и покатым Морским проспектом в Академгородке. Вопрос о том, как будем выбираться обратно, я себе не задавал, так как не знал ответа.

Какие спуски – такие и подъемы. Машины карабкаются в облака, и из-за вздыбленного капота не видно дороги. Слева степь Самаха выстлана золотом и расчерчена зеленью леса. Придавлена к реке каким-то дальним хребтом, из-за прозрачного воздуха, кажущегося не далеко, рядом. Величественную панораму дополняет изумрудная река в партере и белые облака в ярко синем небе, одеты залихватски набекрень на дальние снежники на галерке. Красотища! Только русский человек, любуясь подобной картиной, может материться от переполняющего его восторга. И передать простыми словами ни открывающийся перед нами пейзаж, ни наши выражения, не возможно. Это надо видеть. И слышать…

Ехали долго, но проехали мало. Дорога вывела к ровному берегу реки, на поляну среди огромных вековых елок. Невдалеке видна стоянка казахов. Нам надо взять барашка, и уже хочется проверить байки про зверских харюзов. Ставим лагерь, Мишка достает из машины импортный сучкорез и за 10 минут обеспечивает дровами на всю ночь. Непоседа Лёха решает метнуться на гриву, чтобы снять сию живописную панораму. Лёша ниже всех из нас ростом. Просто тренировки на борцовском ковре не дали ему времени вытянуться. Если я скажу, что он немногословен – буду неправ. Друзья обидятся на меня и скажут, что я обозвал Лёшу болтуном. Через полтора часа в видоискатель камеры уже с цифровым 160-кратным увеличением видим крохотную точку, передвигающуюся на фоне голубого неба к вершинке. Я живо представляю себе этот марш-бросок, и всё моё существо скукоживается и умоляет не фантазировать. Успокаиваю его и поворачиваюсь к Лёхе спиной. Идем на переговоры по закупке барана.

Спрашиваем аборигенов, есть ли впереди еще стоянки. Нет, говорят, это последняя. Покупаем барана, получаем его через полчаса уже освежеванного. Праздничный ужин (поминки по барашку) проходит под знаком свеженины. Кроме барашка удалось поймать общими усилиями двух харюзов и несколько их внуков и племянников. Намаялись по медленной и нелегкой дороге так, что после плотного ужина все пали как на поле брани.
18.09.2000
Дальше дорога забирается всё выше, т.к. внизу ущелье сужается до ширины коммунального коридора, и Аргут под нами ниже метров 200-300 совсем взбесился. Километров через пять, проезжаем еще одну стоянку скотоводов. Теперь уже последнюю. Выясняем, что за Карагемом можно проехать еще километров 15 до заброшенной деревни, и дальше дороги нет. Останавливаемся несколько раз поснимать, скатываем с дороги вниз ущелья камушки, но серьезного камнепада не получается. Если бы не дорога, врезанная в склон тоненькой ниточкой, да ржавые останки техники глубоко внизу, природа была бы первозданной, и место человека в ней было бы обозначено сразу возле двери, около гигиенического устройства в народе названного парашей. Аргут внизу ярится от ямы до ямы белой пеной шампуня и слабо верится, что по его порогам может подняться какая-нибудь рыба. Только самая ополоумевшая, вроде нас.
Подъехали к долине устья Карагема и остановились перед спуском. Слева возвышается снежная голова горы со смешным названием Шенелю на 3888 метров и почти под ней, только чуть левее и ближе, лесное дивное озеро, которое из-за береговой линии я сначала принял за дорогу. И лихой спуск вниз к реке. Слева, на берегу Аргута развалинами сказочного средневекового замка высится черный полурассыпавшийся утес, стерегущий вход в долину. Дорога не спускается, она падает вниз, к слиянию рек. Мысль об асфальте мелькает значительно реже, чем мысль о пикирующем из-за горы огнедышащем драконе. Над вырезанной в склоне дорогой, в рассыпчатом песочке, остались большие гальки размером с 5-6 наших крузеров. Каким образом им удается удерживаться на весу – думать не хочется. На спуске все приборы заклинивает и на глаз уклон можно смело и без натяжки определить градусов в 45.
Спустились. На Т-образном перекрестке Аргута и Карагема привольно растут тополя в три обхвата с пожелтевшей листвой и еще зеленые лиственницы. Берега щедро заросли облепихой с ягодой всех оттенков от ярко-желтого до багрового.. По едва заметной колее выехали к устью Карагема при впадении его в Аргут. Два рукава и между ними небольшой островок. На юго-западе над нами возвышается гора с белками и ледниками, за которой в 40 километрах должна быть Белуха.
Брод прошли без проблем. Течение хоть и сильное, но глубина небольшая, даже колесные арки не закрыло, так – по бампер, и дно из гальки размером не больше Серегиной головы. У него только ступни как у снежного человека, а головка-то махонькая. Поснимали на камеры все и дружно. Ваня даже взгромоздился на капот Мишкиного Крузера. И ведь было невдомек, что после Чулышмана мы такой брод прошли бы без остановки и не заметили. После брода проехали по чужому следу метров 400 до кострища и встали на ночь. Позже оказалось, что не на одну. К ужину успели надергать штук 20 харюзов и приготовить шурпу и шашлык из барашка. Всё это великолепие унавозили доброй порцией Мишкиной суспензии, плавно перешли на горячий чай и разговоры, анекдоты, душевные воспоминания.
Свет над столом от лампы-переноски сжимался в тисках ветреной тьмы и от этого становился только ярче. Костер прогорел, и порывы ветра вырывали из-под камней очага яркие искры и кометами уносили в черноту ночи. Расходиться и спать не хотелось. Опытный полярник Желябовский смело сидел за столом с непокрытой головой, но в свитере в два пальца толщиной, армейском зимнем бушлате и, по-моему, в валенках. Или в ботинках. Уже не помню. Добавили камушков на хлопающие ветром палатки, в стаканы напитка, в костер дров. Холодало на улице, но не внутри. Ночь поняла, что нас не прогнать, успокоилась и уютно пристроилась к нашему столу. Мы ей тоже налили и не раз, после чего она перестала ворчать и выкобениваться.

19.09.2000 г.
Утро пасмурное и ветреное. По Аргуту дует как в аэродинамическую трубу, легкая струйка с Карагема бьёт слева и получается то, что мы имеем. Рыбе надо быть абсолютной дурой, чтобы клевать в такую погоду. Не знаю, кем надо быть, чтобы заехать сюда и узнать об этом. Ближе к воде ветер меньше. Или это только кажется. Шум воды перекрывает шум ветра в оставшейся сухой тополиной листве.
Нахохлившись теплой одеждой, упорные кладоискатели разошлись вдоль Аргута в поисках сокровищ. Самым удачливым, как всегда, оказался Серега, но и остальные внесли посильную лепту в общий котел. Самого удачливого и отправили чистить рыбу на бережок. Чтобы скрасить Сереге тяжкий труд и одиночество, я пошел с ним, якобы помогать, а в действительности сачкануть и поснимать это дело на камеру. Снимать было что: Желябовский виртуозно разделался с рыбкой в ледяной воде со скоростью и ловкостью Копперфилда
К 10 часам стало понятно, что с рыбалкой можно смело прерваться, без ущерба для нас и на благо природы. Народ подтянулся в лагерь, позавтракал по-взрослому, утеплился и перестроил свои ряды. Лёха, как революционный балтийский матрос, крест накрест перепоясался камерой и фотоаппаратом. Для пущей схожести с латышским стрелком бородатому Михаилу Георгиевичу не хватало на его карабин штыка с красным флажком. Серега тоже решил разнообразить трофеи, расчехлив свой пулемет. Захватили поджидавшего, давно готового к штурму Зимнего Ваню и на Мишкином бронепоезде побродили через Карагем вверх по Аргуту на поиски лихих приключений и классных трофеев.
Леха обезьянкой вскарабкался сзади на крузер, переехал речку, уцепившись за багажник и лесенку, и пошел как всегда, на самую высокую гору – размяться и поснимать оттуда.
Дима с Загрей отправились в противоположную сторону, вниз по Аргуту. А ваш покорный слуга не стал искать легких путей и, сопя и пыхтя, полез штурмовать Северо-Чуйский хребет напролом. Тоже, между прочим, с фото и видеокамерами, но без всяких там огнестрельных штучек, только со спиннингом и запасными блеснами в кармане.
Погода портилась. Ветер больше нагонял еще какую-то хмарь, чем разгонял уже бывшую над долиной. Снег пока не шел, но всё, в том числе и приборы, говорили, что дело идет к снегопаду. Я прошел по пойме Карагема сквозь густые заросли спелой дикой облепихи и поднялся выше тополей на первую бельдюжку. Там ветерок уже пёр, как поезд метрополитена, но вид открывался получше, и выше стала видна следующая плоскотина, куда я и направился.
Забравшись на нее, огляделся. Впереди начинались мощные каменные осыпи и за ними уже крутая гора, на которую карабкаться очень не хотелось. Я понял, что идти надо или вправо по Карагему, или влево вниз по Аргуту.
Направо Карагем бестолково вываливал из широкого распадка, а зато слева, ниже по Аргуту, на том берегу, показались хорошие горки с седыми верхушками, которые не были видны от нашей стоянки. Это и определило выбор. Я пошел налево, потихоньку забирая вверх. На бельдюжке, как круги по воде, были разбросаны камни от разграбленных древних курганов. Красивое место! Я б тоже согласился, чтобы меня здесь похоронили. Но, везти будет уж очень далеко.
Внизу, за желтыми тополями голубой лентой извивался Аргут. Горка, на которую я карабкался уже часа два, становилась только больше и выше. Если бы не маленькие точки двух оставшихся в лагере джипов с разноцветными палатками вокруг, то можно было бы подумать, что шел не туда. Елозя видеокамерой по далеким пикам, я материл предательскую дымку, скрывавшую великолепный пейзаж.
Из-под ног лениво выпрыгивали остывающие стрекочущие кузнечики и, трепеща алыми подкрылками, падали в траву неподалеку. Из растительности на южном склоне, была только невзрачная пожухлая травка да пучки низкой полыни по краям каменных русел. Какие реки могли перепахать так крутой склон, и как сбегала с горы такая каменная Ниагара – я себе представить не мог. От сильного горного солнца все деревца попрятались в тень или поближе к воде. После ночных заморозков на тополях листва зазолотилась, а с облепихи облетела напрочь, оставив на колючих ветвях яркие гроздья кислых ягод.
Чуть прояснилось, и напротив стоянки из дымки и тумана явился северный склон Горы с длинным выползающим языком ледника. В прорехах облаков показалось дивно прозрачное голубое небо и стало чуть веселее. Река большой излучиной забирала далеко влево, и ничего интересного и нового впереди не было. Пора было спускаться к лагерю.
Под берегом, среди могучих тополей и зарослей облепихи было на удивление тепло и безветренно по сравнению с моим высокогорным «альпинистским» достижением. На нагретых солнцем корягах дремало несколько стрекоз. А ведь конец сентября, однако!
Выйдя к реке, я упорно и безрезультатно с полчаса покидал разные блесны-воблеры и успокоился. С чувством исполненного долга можно было собирать манатки и смело заворачивать на базу.
На левом берегу Карагема уже стоял Мишкин «Наутилус» в ожидании Лехи, а сам «капитан Немо» метал раз за разом снасть в бурные воды Аргута. Обозначив местным рыбкам свое присутствие и разогнав их подальше, он обнажился до тельняшки и в третьем часу дня совершил утренний туалет, то бишь умылся и почистил зубы. Надо было торопиться в лагерь, так как злой и голодный Буданов, да с чистыми зубами… Врагу не пожелаешь!
Не надо считать теплокровное млекопитающееся глупее даже умной рыбы. Зверье в такую погоду тоже объявило мораторий. Поэтому сухопутные флибустьеры вернулись из похода только с рассказами и без мяса. А у нас с собою было!
К вечеру облака как бы сосредоточились, погустели, и в образовавшиеся проплешины стали видны чистое небо и тайная надежда на хорошую завтрашнюю погоду. Дима облачился в болотники, зашел по косе из галечника почти на середину Аргута и решил таки показать местным тайменям почем фунт академовского лиха. Местные таймени его не поняли и проигнорировали. Пока Ястреб добывал пропитание, мы терпеливо ждали его на базе, скрашивая ожидание приемом пищи и влаги и размышляя вслух о наших перспективах. Перспективы были безрадостные. Крепчавший ветер еще не валил деревья, но с тополей падали неподалеку веточки в полцентнера весом и становилось как-то неуютно. Лишней одежды не осталось ни у кого.
Ударили еще раз стаканами за бездорожье, за погоду, за охоту и за рыбалку. Немного полегчало, речь полилась плавнее и легче, вместе с Мишкиной суспензией по стаканам. Богатырские забавы начались поединком Желябовского и Буданова, на нем и закончились. А братание продолжалось до глубокой ночи. Дождя почему-то не было. И это настораживало. Ваня, как самый слабый, не вытерпел, выпал из-за стола и пошел помогать Диме, тревожить местную фауну. А мы, самые стойкие и непобедимые, нежно ласкали неисчерпаемый японский пластиковый бидон из-под саке «Сантори» с огромным количеством вкусных килокалорий в Мишкиной суспензии.
Организм согрелся. Голова стала легка и светла. Котловина вокруг раздвинулась и выпучилась. Приподнялась повыше, и заботы с проблемами скатились от нас в бурливые воды Аргута. Осталось только самое необходимое, но и достаточное: костер, ветер, тесный круг друзей-единомышленников и горы, со стоном тяжко ворочающиеся под рваным одеялом туч и облаков.
20.9.2000
Не смотря на все возлияния местным духам и за погоду, ночью дождичком вымочило всех насквозь вместе со спальниками. А на вершинах выпал свежий, но нерадостный снег. Небо над нами было чистое. За Гору зацепилась тучка и играла в прятки с упругим ветром, пытавшимся оторвать ее и сделать с ней что-нибудь непотребное.

Очень неожиданно оказалось, что у Лёхи сегодня день рождения и народ дружно наградил его давно заготовленными подарками в виде вкусных блесен и воблеров. Юбиляр был, как всегда, скромен и назначил ближе к ночи торжественный ужин. Честно скажу, что более торжественной обстановки на ужинах, чем вчера, я ни разу в жизни не видел. Как позже оказалось, я еще много чего не видел! Патриции и сенаторы древнего Рима, бухающие на своих пирах, пацаны по сравнению с нами. Вокруг цирком дыбился хоровод хребтов, профессионально подсвеченных солнцем, с сияющими свежим снегом верхушками. Конечно, хотелось бы тишины и покоя, ярких и низких звезд, обгрызенных зубами тайменей блесен, полных кадушек вкусной рыбки, но я вам честно скажу: и так было неплохо!

Утреннее солнышко, конечно, порадовало, но то, что творилось и выползало на нас снизу по Аргуту, можно было смело назвать… сложно с эпитетами, но что-то очень нехорошее. По сему, покидали, как попало, мокрые шмотки по машинам и в 9 утра рванули из этой западни на волю, в Кош-Агач.

Рванули, к сожалению, недалеко. Метров на триста. В аккурат до брода. Мы с Серегой, как самые бестолковые – конечно, первые. Потом шли Мишка с Ваней, и замыкал колонну именинник. Он на полметра промазал влево от нашей колеи, буксанул в кайф всеми четырьмя колесами и уютно прилег на пузо. Командор, как со свадебной Барби, с Ваней на капоте, поехал обратно в начало брода, вызволять Лёху. Для начала потянул и подергал двухтонного «мерсюка» назад. Немецкий аппарат стоял как под Кёнигсбергом и даже не собирался шевелиться, имитируя всеми четырьмя колесами желание выкарабкаться. Подтекающей свежей водичкой Карагема, из-под машины вымывало песок, и она только глубже всасывалась в грунт. Поэтому подкапываться было бесполезно.

Мы не ищем легких путей, и если у Буданова не получилось выдернуть Лёху с наскока - это только раззадорило его. Отъехав от Мерседеса назад, на сколько позволял брод, Мишка зацепил его лебедкой и стал тянуть. Леша помогал, рыча двигателем и крутя по мокрому песку колесами. Вы когда-нибудь играли со щенком старым носком? Вспомните, как он упирается всеми 4 лапами по скользкому линолеуму и рычит, стиснув зубы и мотая из стороны в сторону бестолковой головой. Так же и Мишкин крузер. Выбирая лебедку, он сам потихоньку подкрадывался, нагребая мокрую гальку всеми своими лаптями.

Если гора не идет к Магомету? Правильно! Бывалый и мудрый Буданов объехал мерсюка и зацепил его тросом спереди. Чтобы не тратить время на медленную лебедку, стал дергать машину вперед и разорвавшимся тросом очень удачно разбил себе только подфарник и никого не зацепил.

И тут настал мой звездный час! Я ждал его всю свою жизнь и только теперь смог продемонстрировать настоящим знатокам свое филигранное мастерство – сам сел за штурвал своего крейсера, поставил его рядом с самим Командором, и теперь мы уже тянули Леху в два смычка. И как тянули! Именинник лично нырнул неглубоко в жидкую грязь и зацепил теперь уже две лебедки за свой аппарат, опирающийся спереди на кургузый бампер, а сзади на такой же смешной фаркоп. Между тремя сцепленными машинами метался чёрным коршуном Желябовский, развешивая по тросам фуфайки и тряпки на случай нового обрыва троса. Здесь не хватало тысяч шесть зрителей и операторов ведущих мировых телекомпаний. Кэмел-трофи – это детские игры во влажной песочнице под присмотром доброй тети-воспитательницы! А пиарщики Тойоты упустили великолепный шанс продемонстрировать всему цивилизованному человечеству преимущество японских автомобилей над немецкой техникой и над российской природой вместе взятыми.

Природа щедро поблагодарила за представление и доставленное удовольствие хорошей погодой. Она не стала портить нам премьеру дождем со снегом и отпустила с миром.

Вырвавшись из свежих струй Карагема, мы бодро побежали назад, подгоняемые надвигающейся хмарью. На подъемах капот машины упирался в яркое солнце, а на спусках спальники, узлы и палатки так и норовили выдавить наружу лобовое стекло. Такие подъемы Ваня, с присущей ему скромностью, назвал дорогой к солнцу. И как-то ближе и понятнее становились строчки:
«…Кто там не бывал,
Кто не рисковал,
Кто сам себя не испытал…»

Ребята! Кому не хватает адреналина и бабки жгут карман, езжайте на устье Карагема! Если доедите. И захватите с собой спутниковый телефон. Чтобы вызвать 9-11, то бишь спасателей. Эвакуация вертолетом без ваших разбитых машин обойдется вам чуть дешевле экспедиции альпинистов на К-2.

Посуху, да по знакомой дороге, легко миновали Беляши, Джазатор и поднялись к перевалу. Горы впереди были укутаны даже не облаками и не туманом, а какой-то белесой мглой, в которую уходила и пропадала дорога. Как занавес. Вокруг декорации: яркое солнце, голубое небо, желтая от пожухлой травы земля, почти черные горы с белками верхушек. Все цвета поразительно сочные и яркие. На перевале немного прокатились по снегу и подъехали к нашей заставе на монгольской границе. Подождали для порядку с полчаса, любуясь гордым профилем Дзержинского за облезлым забором, выделили пограничному стражу из госрезерва две пачки «Примы» и газанули дальше. По кош-агачской степи устроили веселые погонялки. Дорога – как стол! Точнее, ее вовсе нет. Едешь, где хочешь, со скоростью 70-80 км в час. Только пыль за машиной развевается красивым шлейфом. Крузер на фоне голубых далеких гор, стремительно мчащийся на острие пыльной бури – это очень впечатляющее зрелище!

К обеду были в Кош-Агаче, немножко отравились в местном кафе, где на оперативном совещании приняли решение: рыбу заготавливать на Чулышмане, куда и помчались, обрадовавшись и соскучившись по асфальту.
Курайский хребет, верховые озера. Сразу за Акташем и Красными воротами Улаганский район встретил нас ярким солнцем, чистейшим ночным снегом и пронзительной прозрачностью воздуха. Спустились к райцентру. Потеплело, сухо, снег уже растаял.

Проселочная дорога долго петляет по горной тайге, ныряя во влажные низины. Выползает на открытые, иссушенные ветрами и солнцем плешки, пересекает ручейки и болотца. Дорога начинает постепенно спускаться к перевалу Кату-Ярык.

И вот вдали показались белки на далеких горах. Это уже правый берег Чулышмана. Еще с полчаса крадемся и подъезжаем к началу спуска. И, конечно, съёмка! На фото, на видео, на всё! Глаза жадно впитывают эту красоту. Память старается не расплескать эмоции и запечатлеть навсегда, как ножом разрезанную глубокую долину, где на дне узкой лентой извивается Чулышман и серпантином к нему спускается сумасшедшая дорога.

Представьте себе ямку глубиной метров в 800. Отступите от вертикали по низу метров 50-60. По получившейся диагонали попробуйте проложить, а точнее вырезать в таком крутом склоне, извивающийся солитером спуск длиной в 3,5 километра.

Сверху кажется, что изумрудный Чулышман течет налево, в Телецкое озеро лениво, только чуть пенясь на каменистых перекатах. Вода такая прозрачная, что с километровой высоты видны все камни и ямы. Ниже по течению, с противоположного берега по расселине, водопад тонкой струйкой режет склон. Облака, как на параде, выстраиваются стройными рядами. Изумительная красота! И тепло. Только порывы ветра выхватывают снизу этого разреза притаившиеся утрешние обрывки холода.

Дорога, спустившись вниз к реке, устремляется вниз по течению и доходит почти до озера. Зоркие, прищуренные ветром и водкой глаза Буданова замечают слабый след колеи вверх по течению, пересекающий реку. Брод? Брод! Век свободы не видать и «черемухи» не нюхать! Все оживляются и представляют, как немногочисленные массы народа ломятся вниз по течению, а мы их обдуриваем, переправляемся на тот берег, забираемся выше по течению и вылавливаем всех тайменей. Всё ясно, все на брод!

У рекламного щита с названием перевала, перед началом спуска, стоит беседка – не беседка, шатер – не шатер, одним словом, алтайская часовня. Останавливаемся около нее всегда, чтобы плеснуть местным духам за успех нашего предприятия. Ну, и самим себе, грешным. Я же сказал, духам! Два молодых представителя коренной национальности, на грохочущем мотосооружении марки «Восход», завидя нас, остановились неподалеку и терпеливо ждут, что им, как и духам, тоже что-нибудь перепадет. Всплывают какие-то мутные ассоциации с поджавшими хвост кобелями, вьющимися вокруг тальменских шашлычников.

Весело помахав недождавшимся грустным алтайцам, начинаем спуск, почти падение, в ущелье. Еще Шура Крейк, бывший мой алтайский приятель, при нашем первом посещении это благословенного места, учил меня экстренно тормозить на спуске, если откажут тормоза. Надо просто прижиматься бортом машины к острым камням стены и пытаться до того, как тебя развернёт от удара и сбросит в пропасть, пониженной передачей затормозить автомобиль. С тормозами у нас, слава богу, всё в порядке и мы медленно спускаемся вниз, любуясь окружающим видом и собой под соответствующую музычку Пинк Флойд «The Wall».

Погода, слава богу, как по заказу. И даже не надо команды «плёнки не жалеть!», все крутят камерами и фотоаппаратами во все стороны и пытаются запечатлеть хотя бы крохи той красоты, которую мы видим и чувствуем всем своим естеством.

Лёха, как самый большой любитель природы, не успел проскочить стадо, лежавшее на спуске в теньке. Поэтому крадется вниз, весело подбадривая передним бампером разомлевших от тепла коровенок и бычков. За ним, радуясь такому помощнику, неторопясь поспешает местный узкоглазый ковбой на полудохлом мотоцикле. Спустившиеся незлобливо обсуждают достоинства пастьбы алтайских шерстяных коров с пастухом на Мерседесе и возможные гонорары.

Брод… Ребяты! Прошло без малого 4 года, а как я вспоминаю наше «Кэмэл трофи», из самых глубоких запасников и недр всплывают пузырями оставшиеся чудом крохи бешеного адреналина. Я правильно сделал, что за руль посадил Серегу, а сам устроился рядом с видеокамерой. Во-первых, Серега более опытный водитель, а во-вторых, и в самых главных, у меня бы не поднялась рука так уродовать свой автомобиль. Едва колеса нашего Крузера скрылись по колесные арки под чистейшей водой, мы уперлись передом в огромные подводные валуны, покрытые тончайшим слоем осклизлых водорослей. Дернувшись несколько раз назад, поняли, что приехали. Сочувствовавшие с берега объясняли Сереге, куда надо рулить. Мнения у них разделились поровну. Самое мудрое решение подсказал Ваня: «Пусть крутят колесами влево и вправо». Немного погодя, Мишка вынес суровый, но справедливый приговор: «Всё! Капец!». Эти строки могут читать нежные дамы, только поэтому я исказил настоящие слова Михаила.

Димас, напялив болотные сапоги, чулышманским ястребом кинулся нам на помощь с лебедочным тросом от Мишкиной машины наперевес. Он правильно сделал – если бы его смыло течением, то оставался шанс вытащить его этим самым тросом. Зацепил нас и по колесу обезьянкой залез на крышу.

Первая попытка переправы не удалась. Миша нас вытянул обратно на левый берег. Мы слили из кабины часть воды, хлынувшей в открытые двери. Второй дубль также не увенчался успехом. Нет худа без добра! Серега почувствовал наш Ноев ковчег, всплывающий в мощном течении. Понял, как и где он может проехать, и мы отважно рванули вперед в третий раз. Разогнались, взяли чуть левее ниже по течению и пролетели с треть реки. Точнее, проплыли. Удары мостами и коробкой по камням заглушались водой. Камеру в открытое окошко я старался далеко не высовывать, т.к. вода плескалась сантиметров на 15 ниже окна. Атака захлебнулась. Мой шофер чуть попятился назад, взял мористее и глубже. Т.к. уровень воды в машине доходил только до верха сидений, а снаружи был гораздо выше, мы приобрели некоторую плавучесть и легкость. Стало понятно, что со стремнины и с середины реки никакой Ястреб нам уже не поможет. Это придавало нам наглости, а машине недостающие лошадиные силы. Серега со своей стороны, куда пёрло течение, прикрыл немного окно, т.к. вода уже готова была плеснуть в салон. Основную роль, конечно, сыграл Буданов. Он так «подбадривал» Желябовского, что вернуться он мог теперь только на щите, увенчанный посмертной славой.

От больших оборотов из-под машины заклубился сизый солярный дымок. Машина прыгала, как первоклашка через скакалочку, но зигзагами лезла вперед. Если бы она была женщиной, самой строптивой и мужененавистной, и слышала те слова, которыми мы уговаривали машинку, то отдалась бы нам прямо посередине реки! Желябовский уже не крутил руль. Он его придерживал. Машина как конь сама находила себе дорогу, почуяв конец своим мучениям. Т.е. противоположный берег.

Метров за 10 от цели она нам устало отказала и затихла побежденной в огромных валунах. Но, мы сдюжили! Уже хватало лебедки зацепиться за далекие тополя, и я вылез в свежую воду. Водички было чуть повыше колена, и температура ее была совсем не смешная. Не пробовал еще бродить по жидкому азоту, но показалось, что он вряд ли остановил бы нас тогда. Была задача вылезти и после того, что сотворила машина, испугаться холодной воды было бы просто предательством! Я размотал метров 60 троса, залебедился и Серега, кроша днищем прибрежные валуны, стал выбираться на сушу.

Лёха пошел вторым и очень шустро преодолел три четверти реки, но перед выездом тоже встрял в больших валунах. Тем временем Серега уже развернулся, и я оттащил трос к Лехе. Зацепили, чуть тронули и «мурзила» выскочил из воды, как ошпаренный.

Мишка с Ваней-оператором на запаске бодро съехал в воду и тут же застрял. Размотали два троса и Ваня с Лехой организовали встречу на «Эльбе» - зацепили их посередине реки. Заработали обе лебедки. Мой крузер на берегу, как тот щенок уперся всеми четырьмя лапами и стал загребать колесами навстречу Мишке охапки камней. Но, не долго. С Мишкиного троса оборвался кованый чугунный крюк. Завязали трос петелькой. Дубль два. Серега за рулем и лебедкой привстал на педаль.

22.09.2000 г

Источник: 1