Посвящается моим друзьям, с которыми я отпахал славных и незабываемых
13 лет в этих самых “внутренних» органах ....

« Как я попал в ОБХСС.»

17.01.2001г.
После окончания в 1978 г. Института народного хозяйства, я был распределен на работу молодым специалистом в НИИ труда в Октябрьском районе. Примерно через месяц после выдачи диплома, я с направлением, как порядочный, пришел в отдел кадров этого НИИ узнать - что и как. В отделе кадров «милая» женщина бальзаковского возраста очень обрадовалась моему приходу. Вызвала начальника моего будущего отдела (не помню какого) – плешивого мужика лет 35-40, и они вдвоем стали расписывать мне самые радужные перспективы, как-то: оклад 105 р., а через 2-3 года уже 130р., работа с частыми и интересными командировками по курортам Западно-Сибирского региона, квартира к пенсии и т.д. Я по хорошему попытался объяснить, что живу с родителями в Академгородке (ездить на работу далеко и зарплаты мне как раз хватит на проезд и на обеды), жена - такой же молодой специалист, маленький ребенок, и я конечно к ним не пойду.

Дама с дядей сразу на меня окрысились и очень сильно. Видимо не я первый отказал им во взаимности. Стали мне угрожать, что открепительного талона они мне никогда не дадут, без него меня нигде не примут, а если примут, они всех по судам затаскают и т.д. В общем, чтобы я с понедельника сам выходил по-хорошему на работу. Я сказал: «Ага, ну конечно!», и больше они меня не видели.

Пришлось самому искать работу в Академгородке. Попробовав, безрезультатно, несколько мест («Да, с удовольствием, но только с открепительным талоном»), я не помню как, попал ближе к осени в НИИ систем. Заместителем директора по общим вопросам оказался приятель моего отца, хорошо его помнивший и он взял меня на свой страх и риск аж на 115 рублей!

Ехать до работы 20 минут, приличная зарплата - о чем еще можно мечтать! А график работы - это отдельная песня... Мне выдали индивидуальную пластмассовую перфокарту с моим номером (очень похожую на нынешнюю кредитку, только раз в 8 толще), которую я должен был при входе и выходе из НИИ засовывать в пасть турникета (как в метро). Компьютер в отделе кадров с точностью до минуты фиксировалось время пересечения «государственной границы» и естественно, общее отработанное время. В связи с этим обеденный перерыв был плавающим, т.е. кому как удобно, но не более 1 часа.

Коллектив в моем отделе был в основном молодой и женский, а характер в ту пору у меня был душевный и обаятельный, поэтому очень быстро мне объяснили, что надо приходить вовремя, в 8-30 и уходить вовремя в 17-30 - это машина просекает четко. Но в программе есть одно слабое место - если не совпадает число входов и выходов, она по умолчанию показывает, что все «ОК». Смывался я на обед с первой волной жаждущих пораньше перекусить без очередей. Поплотней, пристраивался за кем-нибудь пышнотелым и, имитируя, что втыкаю свою карту в турникет, получал на прощание под зад железякой, но не больно. Возвращался же я с последними отобедовавшими и честно отмечался у родной ЭВМ. Таким образом, обедал я, как правило, дома и не долго, примерно с 12 до 15 часов. Дольше я старался не задерживаться. Таких как я хитромудрых было немного, процентов 10-15, ну летом конечно больше. Пляж-то через дорогу! Мое столь длительное отсутствие на рабочем месте не сказывалось отрицательно на производственных успехах родного отдела только лишь за счет резкого повышения интенсивности моего труда в дальнейшем, и его производительности.

А трудился я знатно: ровно в 8-30 я, высунув язык и слегка приплющенный в автобусе, прибывал на рабочее место и в течение часа оживленно делился новостями с коллегами по работе, иногда перенося бумаги, которые мне давали умные люди из одной комнаты в другую. Примерно в 9-30 начиналась подготовка к утреннему чаю. В связи с врожденной аккуратностью и вкусом в мои обязанности входила художественная резка тупым ножом сыра, колбасы, хлеба, привезенных из командировок в Москву счастливчиками лимонов. После плотного чаепития и обсуждения профессиональных проблем, народ с сознанием исполненного долга начинал просачиваться на обеденный перерыв. После которого я, слегка заспанный и помятый в автобусе, докладывал о проделанной работе, получал новое задание, как правило, это была резка «синьки» - рулонов вонючей аммиачной бумаги с откопированными на ней техническими заданиями и их решениями. Ближе к 4 часам начиналась подготовка к «файф о клок», т.е. послеобеденному чаю. Если кто-то имел неосторожность родиться сам или родить ребенка; уйти-вернуться в отпуск; купить машину; получить квартиру; выйти замуж или развестись, то подготовка начиналась пораньше и посерьезнее: винцо, водочка или разведенный и подкрашенный спирт, соленые огурчики, салаты - остальное допишите сами. Но в 17-30, за исключением «серьезных» дней, все как один, усталые, но довольные, рысцой выдвигались на остановки к автобусам.

Умышленно не упоминаю сдачу заказчикам готовых проектов и их отдельных очередей. На этой стадии уже подключалось руководство не только отдела, но и отделения. Чай получался уже не просто чай, а банкет в самом большом кабинете, за сдвинутыми столами, накрытыми той же самой, только перевернутой «синькой», тостами в честь передовиков производства и в конце банкета животрепещущим обсуждением служебных перспектив, планов, кадровых вопросов, плясками и хоровым пением.

Особняком, конечно, стоят праздники типа 1 Мая, 7 ноября, Нового года, предпраздничные и особенно после- праздничные дни. От одних только демонстраций с флагами и портретами членов Политбюро дух захватывает.

Но вернемся к тяжелым трудовым будням. Через пару - тройку месяцев я достойно влился в коллектив, нашел свою нишу, присел и оглядел близкую и далекую перспективы. И что я увидел?! То же что и в НИИ труда, только в два раза ближе. Буря радости шлёпнулась жирной кляксой, тут же у ног, не начавшись. Вот тут-то, студеным зимним днем, ко мне подкрался Его Величество Случай в лице моего студенческого товарища Жени Бородкина.

Кто же это - Женя Бородкин? Без ложной скромности должен признаться, и не я один, что Бородкин Евгений Михайлович - человек-легенда Новосибирского института народного хозяйства и в особенности факультета «Финансы и кредит». Второй человек-легенда это, конечно, я, но давайте в порядке очереди...

В 1973 году на тренировках и играх сборной института по баскетболу я встретился с высоким плотным парнем. Шапка густых волнистых волос, светлые глаза или улыбались, или имели слегка удивленное выражение. Поведение и манеры степенные, другое слово трудно подобрать. Проще - представьте себе артиста Ширвиндта, такой же энергичный и «душка». Девушкам трудно было не любить его, они же любят плюшевые игрушки.

Играли мы хорошо, самозабвенно; особенно в ручной мяч. Институтский тренер по баскетболу, преподаватель кафедры физвоспитания мастер спорта по парашютному спорту Лев Саныч Красильников на Спартакиаду вузов города баскетболистов выставлял и на гандбол. Там тоже надо было стучать круглым мячом в пол. У нас в команде был волейболист по имени Колёк, который объяснил, что такое гандбол и показал маленькие хитрости, в том числе розыгрыш штрафного.

Два игрока встают спиной к воротам противника, откидывают мяч третьему, который с разбега в прыжке, через них и защитников бросает мяч по воротам. Хитрость в том, что двое спинами валятся и отталкивают защитников и не дают им помешать броску третьего. Так как, рост, прыжок и бросок у меня были неплохими, то и бросал по воротам я. Женя же мне откидывал мяч со штрафного. Когда после броска я падал на двоих своих игроков и защитников за ними, то видимо производил на Женю такое неизгладимое впечатление, а он человек впечатлительный, что он пару раз, защищая лицо, наклонял голову вперед. Навстречу моей руке, которая по инерции после броска лупила его по кудрявой голове. Волосы, конечно, значительно смягчали удар, и руке было не так больно. Как сказал бы дедушка Павлов - условные рефлексы получились устойчивые. Я просил Женю - откидывайся дальше назад и защитников отодвинешь, и я до твоей головы не достану, но было уже поздно. Играли мы хорошо, красиво и чаще выигрывали.

Первый курс мы учились на одном потоке, он на «Финансах», а я на «Статистике». Лекции типа Истории КПСС и научного коммунизма нам читали вместе. Потом я на год притормозил в академическом отпуске, а Женя закончил на год раньше меня. Интересные наблюдения на лекциях: стоило несколько раз почесать за ухом у Евгения, как тут же глаза у него начинали соловеть и закрываться, голова, как у Маяковского, склонялась на мощную грудь и ... энергично встряхивая гривой, Женя просил: «Витя не надо, я засыпаю».
Этот номер я, как Коперфильд, демонстрировал желающим на лекциях не раз.

Но самые яркие воспоминания у меня, и мне кажется у Евгения тоже, остались от нашей многотрудной жизни в общежитии. Вообще студентам с городской пропиской общагу не давали.
Но я жил в Академгородке и с помощью кафедры физвоспитания выхлопотал себе общежитие.

Женя тоже жил на Затулинке и естественно никак не успевал не то, что к первой паре, но и ко второй. Используя исключительно свое обаяние, он тоже очень быстро оказался в общаге. Мы жили в разных комнатах, но на одном этаже. Я со своим одногрупником Витей Конюковым из Черепаново, а Бородкин с Серегой Евсеенко из Омска. У ВитькА выражение конопатого лица очень напоминало улыбающуюся рожицу Страшилы Мудрого из книжки Волкова про Элли и ее друзей. Серега, кстати тоже баскетболист, вихрастый, крепкий парень, кулацкой закваски, на чем, как мне кажется, они с Женькой и сдружились. Кто был в начале 70-х в советском студенческом общежитии, тот знает, что это за зоопарк, с его обитателями, запахами, нравами и порядками. Для тех, кто не успел, объяснять не буду, т.к. психологический триллер в трех томах «Студенческое общежитие первой половины 70-х годов, как явление развитого социализма» готовится мною к отдельному изданию.

Моему соседу, как сельскому жителю, от родственников перепадало кроме всего прочего, в месяц по 4-5 синюшных кур-недорослей. Стипендии (кто получал) и прочих денег хватало максимум на 2 недели. Последнюю неделю перед стипендией питались святым духом. Так вот, последнюю, особенно синюшную курицу мы с Витюхой готовили следующим оригинальным образом:
1 - сварили суп, т.е. с картошкой или лапшей, суп съели, но птичку не тронули.
2 - на следующий день сварили её еще раз и съели все подчистую, кроме костей.
3 - на третий день очень легко нашли кости, (посуда мылась раз в месяц и на 1 Мая), залили их двумя стаканами чистой водопроводной воды, посолили, добавили специй по вкусу и сварили третий раз, съели с хлебом и с большим аппетитом, на отсутствие которого никогда не жаловались. Почему не варили четвертый раз - не помню, или деньги нашли или еду.

Женя, в силу своих природных обстоятельств, так жить не мог. Он привез в общежитие холодильник в основном для скоропортящихся продуктов, ну и для других тоже, а также цветной телевизор - что бы быть в курсе последних политических событий. Как правило, к вечеру, молодой студенческий организм категорически отказывался укладываться спать на голодный желудок. Мы с Конюковым раскулачивали наших друзей на приличную кость с мясом под предлогом, что мы сварим супчик на всех.

Т.к. из 400 обитателей общаги мальчиков было около 60, в том числе (цифры приблизительные): около 10 женатые. 5-6 хворые (как Боря Епрынцев с полиомиелитом и на костылях). А 8-10 чистые алкаши, то для нас с Витюхой найти у запасливых, молодых девушек в одной комнате морковку, в другой пару луковиц, а в третьей четыре картошки не составляло большого труда. Готовить мы начинали ближе к полуночи, час жарили-парили, потом съедали вчетвером приличную кастрюлю, как всегда в нашей комнате. Стульев на всех не хватало, поэтому стол подвигали к койке, на которой почему-то всегда оказывался Бородкин. После братской трапезы он подгибал ножки, валился на бок и томным, умирающим голосом просил: «Француз, иди на мою кровать, я встать не могу». Французом звали Конюкова, потому, что в нашей группе из 25 человек было 6 мальчиков, из которых четверо были Викторами, а Конюков, не как все порядочные люди, единственный (не считая меня) учил французский язык.

В четвертом часу ночи происходил обратный размен кроватями. О причине пристрастия Евгения к своей кровати, а точнее, комнате, как-то прокололся Евсеенко - в это время у Жени, согласно его спартанского режима, наступал первый завтрак. Он съедал всего пару булочек или пирожков штучки три или, на худой конец, пачку печенья. Конечно, с чаем или молоком. После чего опять крепко засыпал. Про первую пару я уже упоминал.

В Нархозе не было военной кафедры, поэтому после окончания института не служившие мальчики приглашались на 1 год в армию. Поздней осенью 1977 года, в серую мерзкую погоду, я подходил к общежитию по ул. Фрунзе мимо автобусной остановки. Меня кто-то окликнул. Я покрутил головой, никого из знакомых не увидел и, подумав что, обознались, пошел дальше. Меня опять позвали, я оглянулся на голос и ахнул. На остановке, в задрипанной ментовской шинели, шапке и кирзовых сапогах, стоял и улыбался мне Бородкин. Узнать сам его я и не смог бы. От его роскошных 115 кг, как и от густой шевелюры, ничего не осталось. Весьма короткая стрижка, запавшие щеки, стройность в талии меня сразили наповал. Обрадовались, обнялись и Женя тут же на остановке рассказал мне, что пошел не в армию, а в милицейский батальон, где попроще, главное - остался в Новосибирске. Но схуднул уже килограммов на 20.

Следующая наша встреча состоялась примерно через год, когда я уже работал в НИИ систем. Изменения в Евгении произошли с точностью до наоборот: он опять был хорошо упитан и великолепно выглядел. Я рассказал, какой ерундой занимаюсь, и спросил, где это он так расцвел. Женя сказал, что после окончания года тяжелой службы в батальоне, он работает опером в Ленинском ОБХСС. Я обалдел! В моем представлении оперуполномоченный ОБХСС был почти как космонавт или трое «Знатоков» вместе взятые (такой телевизионный сериал был, кто помнит). А тут живой обэхэссник, да еще знакомый... Я смотрел на Женьку разинув рот. Ему это понравилось, и он так запросто сказал, что если я хочу, он и меня тоже запросто устроит в ОБХСС. Еще бы я не хотел?! Но мне не верилось, я думал он хвастает.

Женя послал меня к своей знакомой инспектору ОК Городского УВД Поданевой Иде Христиановне - милейшей женщине, которая Бородкина называла только «Женечка». Ида Христиановна отнеслась ко мне по-человечески, сказала, что в ОБХСС я попадаю по всем параметрам. Только предупредила, что я должен пройти собеседование с начальником городского ОБХСС Веселовым Евгением Ивановичем. Чем я не понравился Веселову, я не знаю до сих пор, но не понравился очень сильно. Брать он меня не хотел. Поданева меня успокоила, что главное - попасть в систему МВД, а потом перевестись в ней из службы в службу - запросто. И предложила на пару-тройку месяцев устроить меня инспектором в Пятый отдел УВД. И лейтенанта пока получу и с народом познакомлюсь. Огляжусь, одним словом.

Вы знаете, что такое Пятый отдел УВД? А-а... Вы таки не знаете. Так вот, я тоже тогда не знал и пошел. Как позже, оказалось, оглядывался я два года. 20 января 1979 года я был принят на работу в органы внутренних дел.
В УПК РСФСР было такое понятие - «наказание, не связанное с лишением свободы». В простонародье «химия» и «исправительные работы». В Новосибирской области было десятка полтора спецкомендатур (стройки народного хозяйства) для «химиков» и почти в каждом райотделе инспектор инспекции исправительных работ ( в сельских районах, как правило, по одному, а то и на два района, а в городских по 1-2 человека). Пятый отдел распределял «химиков» по спецкомендатурам, руководил последними, следил, что бы давали выработку, план (!!), не было рецидивов и еще огромная масса оргвопоросов.

Хотя отдел был подразделением областного УВД, располагался он не на Октябрьской улице, а в отдельном двухэтажном деревянном особняке на ул. Трудовой с удобствами во дворе. Возглавлял отдел Иван Петрович Данилов - добрый барин с запорожским осельцом в два оборота вокруг плешки. За тринадцать лет работы в органах я не встречал ни одного человека, который на память знал абсолютно все стихи Тараса Шевченко. Пока я два месяца ждал первое звание, отдел переодели из милицейской формы в общевойсковую и я получил звание лейтенант внутренней службы, чему сильно огорчился, как и все остальные.

В НИИ систем меня, как молодого специалиста, посылали перебирать картошку на плодо-овощную базу УРСа, а в Пятом отделе на уборку урожая и на усиление уголовного розыска два раза по месяцу.

В сентябре 1980 года меня направили старшим опергруппы УВД (во!!!) на уборку урожая в Венгеровский район. Если посмотреть на карте, дальше только остров Шпицберген и Мексика. Ближние районы были более «хлебные» и их разбирали по блату. В мою группу входили старшина областного ГАИ Коля Дрючин и старлей - пожарник, тоже из областного УВД, оба уже опытные работники и годками лет на 5-7 меня постарше. Я поехал в гражданской одежде, т.к. армейская форма с краповыми лампасами у народа почтения не вызывала, в лучшем случае - недоумение. Мои «подчиненные» были одеты строго по форме.

Как-то так получилось в моей жизни, что непьющих сотрудников ГАИ я знаю гораздо больше, чем пьющих. Коля не пил, к нашему с пожарником большому сожалению, за весь вечер граммов 100 водки или бутылку пива. Зато как гаишник был – асс!

Как-то за стопкой чаю, Коля обмолвился, что на Олимпиаде в Москве его представили к ордену боевого Красного Знамени за то, что он помог комитетчикам кого-то задержать. Хотя, на вид, был очень серьезный человек. Но самое смешное, что ко Дню милиции, 10 ноября, его наградили за Олимпиаду орденом Знак Почета. Второй орден на весь новосибирский батальон дали командиру - полковнику, и как после сказал Коля, не могли же старшине дать награду выше, чем полковнику. Пожарник - тот вообще был «герой». Чтоб живые люди могли так пить крепкие спиртные напитки, я даже себе представить не мог. Несмотря на то, что в лице моего отца и его фронтовых друзей нашел достойных знатоков и умельцев этого нелёгкого дела.

В Венгерово нас поселили в гостинице. Центральной и единственной. «Холидей Инн» в сарае. То, что удобства на улице - это само собой. Кровати с панцирными сетками до полу, по четыре в камере, то есть, номере. Когда за стенкой, в соседнем номере, кто-нибудь садился на кровать или ночью на ней ворочался, моя кровать попадала в резонанс и ходила ходуном.

Питались мы по началу, как все приличные командировочные, в столовой-кафе на центральной улице, недалеко от нашего «отеля». Пишу про эту столовую, и начинает подкатывать изжога. Суточных хватало на один обед. Местный гаишник подсказал, что лучший вариант - это устроиться харчиться вместе с механизаторами в совхозе «Венгеровский», расположенном в самом Венгерово и вокруг него. Проблема только с директрисой - очень лютая женщина, потому что совхоз один из самых богатых, а ментов она не любит очень сильно. Дрючина где-то не было и мы с пожарником с самого раннего утра пошли на поклон. В приемной секретарь за пультом с рациями, как в УВД, просила подождать. Через полчаса стало понятно, что ждать мы будем очень долго. И тут мой деловой пожарник взял быка за рога, и как, подлец, красиво! Вот что значит профессионализм и опыт!

Он любезно попросил у секретарши чистый лист бумаги и конторский клей. На листе написал: «Опечатано инспектором УПО УВД НСО, не срывать!», вылил на лист полтюбика клея и выдернув из розетки шалман проводов, налепил свою печать на розетку. Какой вой подняла секретарша, надо было слышать! Серенада Солнечной долины! Прибежал, ударенный током, гл. энергетик. Пожарник ему стал вкрадчиво объяснять: нельзя в одну розетку одновременно включать электрообогреватель, пульт, чайник, пишущую машинку и еще полдюжины электроприборов. Энергетик стал просить включить только пульт, т.к. должно было начаться селекторное совещание директора с отделениями совхоза, идет уборка урожая и т.д.

И тут мой мудрый пожарник показал, что умеет не только водку пить. Он показал дяденьке на провод от розетки, который в дырочку на деревянном косяке убегал куда-то за электричеством. Оказывается, этот провод должен проходить не в пожароопасном косяке, а через стену, а проход через стену должен быть в трубе-изоляторе! После этого энергетик все понял и исчез за дверью директора. Через 2 минуты нас пригласили войти. Суровая женщина в огромном кабинете из кинофильмов режиссера Александрова довоенной поры, со снопами различных колосьев, поздоровалась, не разжимая зубы, и спросила, чем может нам помочь. Я доложил, что мы - опергруппа УВД, прибыли в Венгеровский район, что бы помочь в уборке урожая, в том числе и Венгеровскому совхозу, где работало довольно много привлеченных из Новосибирска людей и техники. После обмена информацией и любезностями, дама спросила про наши проблемы и сказала, что с питанием нам помогут. Поблагодарив, мы стали прощаться, и директриса вежливо попросила включить пульт с радиостанцией хотя бы на селекторное совещание, т.к. идет уборка и т.д. Я выдвинул на линию огня бравого пожарного, который заверил, что ради уборки и нашего плодотворного сотрудничества он сможет на один день наступить на горло собственной песне, конечно, если завтра замечания будут устранены. Если бы на меня так посмотрели, как на гл. энергетика и заверили, что приведут все в соответствие и устранят замечания, то я бы зубами стал сдирать изоляцию с проводов под напряжением прямо тут же в кабинете!

Кормить нас пристроили вместе с механизаторами на отделении рядом с Венгерово. За те копейки, что мы платили (сначала) за еду в центральном ресторане райцентра нам бы дали стакан каленого чая без сахара и грязную алюминиевую вилку. После завтрака, кстати, до 8 часов утра, с пирогами, пампушками, молоком, маслом, медом, кашей и прочим желание было только одно - лечь и серьезно заняться перевариванием съеденной пищи. На обед была феерия щей с телятиной, котлет, жареной картошки, свежих овощей, домашней сметаны, масла (секундочку - слюни проглочу). Порции были такие, что на добавку не хватало ни места в желудке, ни сил в душе. Ужином не кормили, но мы не сильно и расстраивались. Самое интересное, что мы еще и работали.

«... С миру по нитке...»

Гаишник задержался на пару дней. Спокойный, улыбчивый, но шустрый. Остро встал вопрос транспорта. Опергруппа есть, но пешком, а район не маленький. Начальство РОВД на мои вопросы и повизгивания отмахивалось, им было не до нас. Коля меня успокоил и сказал, что транспортную проблему постарается решить. С местным начальником ГАИ они составили список организаций района, в основном райцентра, у кого были легковые машины, и которые в уборке урожая играли 70-ые роли. Список оказался внушительным. Его представили начальнику РОВД, который подредактировал своих блатных и родственников и вернул с наилучшими пожеланиями флага нам в руки. С обкоцанным списком мы пошли к председателю райисполкома, который тоже повычеркивал своих и выдал нам распоряжение РИК со свой подписью и печатью о выделении в распоряжение опергруппы на 2 дня каждый, легкового автомобиля и т.д. Контроль за исполнением данного распоряжения возложили на РОВД, а те конечно на нас.

Я понимал, что на бумаге это красиво, но видел выражение лиц начальника РОВД и председателя РИК, и мне становилось скучно. Гаишник развез копии нашим будущим друзьям и на следующее утро мы, как «три тополя на Плющихе» ждали нашего первенца по списку. Мы с пожарником очень хотели увидеть того идиота, который добровольно отдаст свой служебный автомобиль с шофером и бензином в самую охотничью, рыболовную, грибную и огородную пору таким же трем идиотам, неизвестно зачем и неизвестно - за что. К скрытой радости местного ментовского руководства, от «первенца» мы машину прождали напрасно. Я собрался бежать, брызгать слюной, но Коля меня успокоил, что цыплят считать будем мы.

День мы продурковали пешком, а на следующее утро, раненько, Коля Дрючин проверял техническое состояние при выходе на линию из гаража, угадайте, в каком хозяйстве... Пра-а-авильно! Из двух десятков машин на линию смогла выйти в технически исправном состоянии только одна машина - Уазик директора, да и то только потому, что он был абсолютно новый, прямо с завода. У остальных обнаружился стук в рулевом управлении, неисправные тормоза, отсутствие огнетушителя или полога для укрывания перевозимого зерна, и вообще - неопрятный вид. Административный протокол был составлен только на механика, выпустившего такие неисправные автомобили. Когда мы с пожарником пришли к 9 часам в РОВД, там уже нас ждал Коля с большой пачкой номерных знаков. Начальник РОВД, по моему подполковник предпенсионного возраста, фамилию, к сожалению, не помню, вызвал меня к себе и повез к председателю РИК. Коля, по моему настоянию, поехал с нами и шепнул мне, что бы я не бздел и перевел стрелки на него.

В огромном кабинете пред РИКа нас ждали с большим нетерпением и, судя по свекольного цвета роже директора автохозяйства, перед нашим приходом он объяснял руководителю районной власти, как он собственноручно будет срывать с нас эполеты, бить батогами и ссылать в Сибирь. Худосочная власть вежливо попросила объяснить наше поведение начальника райотдела, который быстренько предоставил слово мне. Я был еще более краток и предложил доложить о результатах проделанной работы инспектора ГАИ УВД Новосибирского облисполкома старшину милиции Дрючина Николая Батьковича. Коля, почти полушепотом, спокойно, со ссылкой на номера приказов МВД и УВД (в сторону начальника РОВД), на контроль со стороны Венгеровского райисполкома за ходом уборки урожая (в сторону пред РИКа), на правила дорожного движения и административный Кодекс РСФСР (в сторону директора), очень популярно и доходчиво всё объяснил. А именно: что будет с шоферами, которых заставляют работать на такой неисправной технике, что будет с самой техникой, что будет с руководителем, а что будет с контролирующими органами, которые допустят такое безобразие.

В связи с тем, что он не упомянул, что будет с властью, которая..., сама власть со слезой умиления, призвала к перемирию, погрозила заскорузлым пальцем директору автохозяйства, похвалила начальника райотдела за принципиальность, а нас с Колей, чуть задержав в своем кабинете, лукаво подмигнув, молвила - «так их, козлов!» Кто из нас с Колей был Козлов, мы выяснять не стали, т.к. нас ждали в приемной. Самое интересное, что не было ни слова сказано, о том, что нас «прокатили» с выделенной автомашиной.

Директор в приемной, сбавив на полтона, попросил вернуть номера машин и заверил, что досадное недоразумение с выделенным нам авто он устранит, накажет виновных (мы и не сомневались, судя по его изжеванным губам), и завтра машина нас будет ждать с раннего утра. Начальник РОВД нас похвалил и сказал, что и дальше нам будет так же помогать по мере своих сил и возможностей.

После этого, ни одного подобного случая с машинами не было, наоборот, везде нас встречали с «распростертыми объятиями», особенно Колю. Таким образом, транспортом мы были обеспечены.
По заданию начальника РОВД мы объезжали дальние хозяйства, которые были закреплены либо за самим руководством РОВД, либо за офицерами, ушедшими в отпуск. В одном из таких хозяйств, расположенном километрах в 80 севернее от Венгерово, уже в каких-то болотах, мы посмотрели, как хреново устроились городские труженики сельского хозяйства, чем смогли- помогли. Я зашел к директору совхоза переговорить. К моему большому сожалению, не запомнил ни фамилии директора, ни названия хозяйства. Представился по фамилии и должности. Поговорили, стали прощаться. Он меня и спрашивает, не сын ли я Виктора Филипповича Шарнина? Сын, говорю. Как его здоровье? Помер он, говорю, в 1976 году. Извинился, посочувствовал. Отец был заядлым охотником и рыбаком и объездил почти всю область. Спрашиваю, он к вам на охоту что ли приезжал? Откуда вы его знаете?

Нет, говорит директор. В 1953 году он приезжал к нам в хозяйство с колонной городских машин на уборку урожая, а я в то время работал механиком. Тогда и познакомились и подружились, хороший был мужик. И с тех пор не видел его и не слышал про него. 27 лет! И помнит!

Батя умер, относительно недавно, но я уже успел понять, какое место он занимал в моей жизни и что это был за человек, несмотря на все его многочисленные недостатки. И в то время, да и сейчас, вспоминая этот эпизод, комок подкатывает к горлу. Перед глазами встает добродушное улыбающееся круглое лицо с толстыми щеками, седой головой, лучиками морщинок в уголках глаз от улыбки.

Сразу, после первого рукопожатия, от которого даже у работяг слипались пальцы и они жмурились, как курсистки, все попадали под его обаяние. Через 10 минут он становился душой компании, а к вечеру с ним уже никто не хотел расставаться. Также как и он с остальными. Большой недостаток, если это можно назвать недостатком, был у него. Мог, не взирая на чины, так врезать правду-матку, что мало не казалось! Особенно выпивши. Сам не терпел унижения и не допускал его в отношении других. За что любим, был работягами и шоферами беззаветно. И женщинами тоже, как я сейчас уже понимаю.

***

Ладно. Об отце, как-нибудь потом. Это особый и долгий разговор. Личностью он был не ординарной, поэтому я постараюсь потом рассказать про него отдельно, без суеты.

Вернемся к нашим баранам в славный град Венгерово. В то время, да я думаю, что и сейчас, роль участкового на селе была очень простая: царь и бог. Он был и милицией и судом и прокуратурой, и приговоры приводил в исполнение тут же во дворе.

В самом райцентре было аж два участковых, и оба мои тезки. Отношения с ними были прекрасными. Так вот, один из них пригласил меня на обед, на маслозавод в рабочую столовую. Для тех, кто забыл, напомню, что в то время масло сливочное, сумасшедшей жирности, пополам с водой, выдавали по одной 200-граммовой пачке в неделю на семью в столе заказов. У кого он был. Хранить его долго в холодильнике не получалось, т.к. съедали очень быстро, с трудом откалывая замороженные куски.

Рабочая столовая оказалась хорошая, ничего не скажу. Но не более. Поели за копейки. Выходим. Участковый раскланивается с улыбчивой женщиной лет 40, в белом халате. Знакомит нас. Та любезно спрашивает, а не хочет ли городской житель попробовать стаканчик свежего парного молока?

Хотел бы я видеть того городского жителя, который не хотел бы попробовать этот самый стаканчик! Пошли к ней в цех. Она – сама любезность со мной, и не только… Глазки строит по всей форме! Приходим, а она предлагает от чистого сердца: чё там молочко? Может сливочек?!

В городе продавали сливки в стеклянных молочных бутылках, то ли 6, то ли 8% жирности. Я их очень любил, но это был дефицит, впрочем, как и всё остальное.

Да, конечно! Вот это были сливки!!! Запах, вкус – обалдеть! Я почти залпом выпил стаканчик. Предлагает: а может еще? Не откажусь. Второй стаканчик ушёл влегкую. Поблагодарили, полюбезничали и подались восвояси. Я еще спросил у участкового, Витя, а что это она так очередями в меня глазками стреляет? Он ухмыляется и говорит, понятно, чего! Трах-тиби-дох хочет! Я ужаснулся. Как?! Что же можно делать с 40-летней женщиной?! (надо отдать должное – кровь с молоком!). Смотри, говорит, зря отказываешься. Правда, у нее муж-кузнец,… но баба сладкая! В то время я был очень молодой и с высокими морально-нравственными устоями. Вообщем, речь-то не о том.

Я едва успел добежать до нашего Хилтона! А удобства-то на улице! Короче, поддон мне срывало с обеда и до глубокой ночи. Сливочки они делали на французском оборудовании (это в то-то время!) 37% жирности для изготовления масла, которое целиком, 100% произведенного, шло на экспорт, в расчет за оборудование. Позже, нас кто-то из руководителей завода угостил этим маслом. В свернутом из пергамента кульке, оно, кг 2-3, лежало у нас в номере на столе с неделю, без всякого холодильника. Сначала мы его скромно намазывали на деревенский хлеб, потом стали проще и трескали большой ложкой вместе с трофейным медом и хлебом.


***

Как позже выяснилось, этого масла ни в самом Венгерово, ни в Новосибирске в продаже не было. Единственное, его продавали работникам завода по 1 кг на 1 мая и на 7 ноября. Я смог привезти себе домой 3-х литровую банку таких сливок и около 3 кг масла. Это была фантастика и светлый праздник для семьи!

С тех пор я сливки, даже магазинные пью с большой осторожностью.
Кстати, о молочных продуктах.… Где-то, в конце 80-х, я был с такой же миссией, но уже в Сузунском районе. Вместе с председателем какого-то отдаленного колхоза мы заехали на отделение к городским шоферам во время обеда. Нас пригласили подхарчиться. Мы подсели вместе с работягами к столу и хозяйка – бойкая бабуська, нас знатно накормила. На столе стояла тарелка с кубиками ароматного вкусного деревенского масла. Когда его разобрали, хозяйка взяла пустую тарелку со стола и сказала: «Давайте я вам еще сметанки положу!» Я первый раз в жизни увидел и пробовал такую сметанку!

Так вот, Венгерово. Горбачевская борьба с пьянством и алкоголизмом еще не началась, но за торговлю самогоном была уголовная статья. Коля Дрючин поймал городского шофера, выпившего и за рулём. На период уборки купить спиртное в магазинах было архи сложно. Под угрозой немедленного расстрела и возвращения с позором в Новосибирск, мы «раскололи» шофера, и он нам рассказал и показал где и у кого покупал самогонку в Венгерово.

Встали вечером в «Жигуленке» в засаде. Подъезжает городской самосвал, выпрыгивает шофер и через 3 минуты отъезжает. Стопорнули. Есть, 2 бутылки по 3 рубля. Нагрянули к хозяйке, как снег на голову. Выдавай самогон добровольно! Нету, говорит. Бабка лет 60. Живет одна. Домишко – одна комната и кухонька с сенями. Всё. Можете сами искать! Нам это и надо. Обшмонали втроем за 10 минут. Нет ничего! Бабуська причитает, мол, соседи-мерзавцы, оговорили ее, несчастную. Извинились, ушли. Через несколько дней засели снова. Долго ждать не пришлось. Есть. Опять пара бутылок у городского шофера! Опять шмон и тот же результат.
Стоим в сенях, чешем репу, ничего не понимаем. В сенях, под окошком на длинной лавке, несколько ведер с крышками. Видимо, как и во всех других избах без водопровода, с питьевой водой.

Снимаю крышку с первого – вода, второе – вода. Третье – самогон, четвертое – опять самогон!
Бабка заорала в голос. Пенсия 45 рублей, сыны не помогают, внуков кормить надо и т.д.

Я, как настоящий комсомолец, начинаю выливать первое ведро под забор. У бабки чуть ли не инфаркт. А пожарник! Орёл! Драгун! Да что там, драгун? Витязь!!! Схватил второе ведро, я думал тоже выливать, но он, неся его на вытянутых далеко вперед руках, так дунул через плетни и заборы в сторону нашей берлоги, что ваш член сборной СССР на 110 метров с барьерами! Это надо было видеть. Мы с Колей чистосердечно любовались его экстерьером и вспомнили конкур, о котором тогда еще даже не слыхали.

У меня создалось впечатление, что участковый стоял за воротами. Только начала голосить бабка и еще не осела пыль из-под копыт нашего доблестного огнеборца, а царь и бог половины Венгерово уже был с нами в бабкином дворе.
Он доверительно сообщил, что совершенно случайно проходил мимо, что эта бабка – родная родственница его любимой жены, что составлять на нее протокол не надо, он нам сдаст для отчета пару других Менделеевых и вообще, накроет поляну.

Бабку и вправду было жалко. Упираться с участковым тоже не имело смысла, и мы согласились на обещания бабушки, что она «никогда, ни за что…».

Приехали в гостиницу. Входим в апартаменты. Наш орёл, лежит в отрубе на кровати, подле него стоит почти целое ведро с огненной водой, на пальце застряла эмалированная кружка, которой он усердно работал, а по хромовым сапогам, лежащим на постели носками вверх, можно изучать почвоведение Венгеровских огородов. Радости у пожарника было на целую неделю!

Через пару дней в РОВД участковый нам шепнул, чтобы мы не планировали ничего на ужин и на вечер – он проставляется! Вечером он привез нас на полевой стан. Работяги уже поели и уехали. Стол был накрыт для почетных гостей. Еда.… Нет, не могу описывать это на голодный желудок! Голова кружится от воспоминаний. А на столе де

Источник: 1